Святой: гарпун для Акулы

— Святой не чета тебе. Конкретный мужик! С психушки он сорвался в два счета. Такой кипеж устроил! Больничку начисто разнес. Стебанутые шизики по всей округе расползлись, а Святой очкастого кенаря, который в его мозгах пытался поковыряться, вычислил и ой как жестоко наказал!

Вор сделал паузу, чтобы набрать воздуха. Передохнув, он продолжил:

— Я на ходку с Бутырок не пошел. Братва отмазала. Дали следаку взятку, а он и схявал! Потом следака свои же раскрутили.. Дела закрытые подняли, и поволок я дальняк! Но Святому успел чиги <Поддельный паспорт.> выточные сделать!

— Так что, он за границей? — уже ничему не удивляясь, спросил Новиков.

— Слинял за кордон, но вернулся… Тоже чудик! — Последнюю фразу вор произнес с оттенком неодобрения. — Тусуется в Москве, пока не замели. Слушай, Суворов, может, нашему приятелю маляву толкнуть? У нас тюремная почта работает!

Предложение передать весточку товарищу по оружию застало Новикова врасплох. Он недоуменно нахмурился:

— Зачем?

— Ну чтобы был в курсах! А потом. Святой зажиматься не станет. Посылочку сварганит, бабок подкинет. Может, еще чего-нибудь учудит! — развил мысль Струна.

— Не надо! У каждого своя дорога! — тихо сказал Новиков, размышляя об общности судеб ставших ненужными Отечеству офицеров.

Годы, проведенные в заключении, не сломили Виктора.

Но мир он теперь видел только в двух цветах: черном и белом. Так воспринимают окружающий ландшафт волки, не различающие оттенков.

Навязчивый собеседник не отставал.

— Виктор! — Струна спичкой ковырял в желтых прокуренных зубах. — Откинешься на волю, чем заниматься будешь?

— Не знаю.

— Иди ко мне в связку!

— Карманы чистить? — невесело усмехнулся бывший офицер.

— Хотя бы! Чистое занятие! Три секунды страха, день гулянки от души! Знаешь, какие теперь тузы попадаются?!

— Струна, каждый день слышу от тебя одно и то же. Никакого размаха, никаких идей. Скучный ты человек…

— Презираешь! — заныл вор. — А я тебя уважаю, хоть ты и дурак. Круглый идиот.

— Это еще почему? — скорее по инерции, чем из любопытства, спросил Новиков.

— Прикинь! Отсидел порядочно. — Струна глубоко вздохнул. — Выйдешь конченым фраером. Ни кола ни двора. Прописки нету…

— К друзьям подамся.

— Постесняешься позорить! — уверенно возразил Струна. — Кем ты к ним приедешь? Зеком, срок оттрубившим по полной… Не заливай, Витек! Совесть тебе не позволит в родных краях показаться. Ушел офицером — вернулся блатарем!

На работу тебе не устроиться, разве что ассенизатором.

— Годится! — бросил Новиков, с грохотом отставив кружку с чифирем.

— Опять маньку клеишь! — качнул головой Струна. — Гордость не позволит бывшему офицеру дерьмо черпать.

Я тебе дело предлагаю. Сейчас знаешь какие возможности!

Капитализм, бляха-муха. Бери лопату и греби бабки. Фирму с тобой откроем.

— Чем торговать будем?

— Водярой, естественно! — удивился наивности предполагаемого компаньона Струна. — Лучший подъем на беленькой. У меня знакомый директор спиртзавода имеется, я его хазу обчистил, а потом на пересылке встретились.

— Так он небось сидит…

— Откупился! Я с ним скорефанился. Поможет дело закрутить. Представляешь, Витюха, бизнесменами станем. Ты на белом «мерее» ко мне в гости приезжаешь…

— Лучше на розовом.

— Чего? — Выведенный из мечтательного транса Струна уставился на говорившего круглыми совиными глазами.

— Розовый цвет мне больше нравится.

Уловив насмешку, приятель обиделся.

— Хорошо, что не голубой… Конкретный ты мужик, а выгоды своей не понимаешь! — Уголовник внезапно расплылся в широкой улыбке. — Библию <Библия (блат.) — книга.> недавно прочесал… — Струна любил читать и перелопатил почти всю лагерную библиотеку. — Рип ван Винкль называется. Слыхал?

— Нет, — признался Новиков.

— Ну да. Ты, кроме как об уставы, гляделки больше ни обо что не чесал. Так вот. Этот самый Рип ван Винкль… — трудное голландское имя Струна произнес с выражением, — в Штатах лет двести тому назад жил. Жена его зажимала, как наш Вепрь оборзевших контролеров. Он в горы от бабы слинял. Встретил там каких-то чудиков, кирнул как следует и уснул. Проснулся через двадцать лет. Домой вернулся и ни черта не узнал. Все не то. Грымза его загнулась, дочка замужем, народ другим стал…

— К чему это ты? — Новиков внимательно посмотрел на рассказчика.

— К тому, что и с тобой то же самое будет, когда выйдешь! Сел ты, Витек, в одной стране, вольняшку потянешь совсем в другой… — Струна стал серьезным, поднялся, длинно выругался и, шаркая ногами по полу барака, побрел к нарам. — Усек, командир?!

Вечером, когда узкие тени легли между сосен, бригада засобиралась домой, в зону. Конвоиры поторапливали заключенных, те собирали инструменты.

— Колонна, марш! — пролаял прапорщик и стал переговариваться с кем-то по рации.

Заключенные занимали места в автозаках.

— Новиков, зайдешь к начальнику! — просипел прапорщик, дождавшись, когда Виктор поравнялся с ним.

— Быстрее! — торопили солдаты зеков. Им хотелось поскорее выбраться из леса, сдать оружие и окунуться в тепло казармы.