Святой Грааль

— На лодке? Нас истыкают стрелами раньше, чем подгребем. Это не в лесу, где можно спрятаться за кустами или в буреломе. Арбалетные стрелы пробивают даже булатные доспехи! Там высокий причал. Стража может укрыться, спокойно выдерживать осаду с моря.

Олег побегал по комнате, с размаху бросился на ложе. Толстые доски жалобно заскрипели. Он повернулся на спину, бросил широкие ладони за голову. Прищуренные глаза зло смотрели в побеленный потолок.

— Не вижу другого пути! И обереги не видят. Если подплывем как рыбаки, нас не встретит целое войско. У причала всего два стража. Правда, защищены высоким бортиком камня… Два стража еще у входа в башню! Только эти четверо могут увидеть нас!

— А в башне кто? — спросил Томас.

Олег раздраженно отмахнулся:

— Там отряд наемных солдат, но нам надо думать о том, как выкарабкаться живыми из лодки! Стража будет против, верно?

Томас заподозрил нервную иронию, ответил хмуро, глядя исподлобья:

— Надо быть очень быстрыми. И точными. Главное же, придется бить без предупреждения, что недопустимо по рыцарскому кодексу.

— Они сами шарахнут без предупреждения! Как только поймут, что мы не рыбаки.

— То они, — отрезал Томас упрямо. — А то мы! Иначе станем такими же.

Олег скривил рот в усмешке, смолчал, щадя рыцаря. Бескомпромиссность хороша в песнях, но в жизни неуступчивые не выживают. А кто дожил хотя бы до тридцати лет, как этот отважный рыцарь, пусть не заливает о своей бескомпромиссности: дураков нет — все переженились, как говорят сарацины.

Он методично собирал в мешок вещи, оглядывая стены и все углы так, словно знал, что больше здесь никогда не окажется. Томас вздохнул, прокляв день и час, когда взялся везти Святой Грааль в родную Британию, что и без чудодейственной чаши цветет как сад. Он затянул пояс, проверил меч в ножнах, опустил и снова поднял забрало, превращаясь из обвешенного доспехами человека в цельную металлическую статую.

Стражи давно привыкли к рыбацким лодкам, лениво ползающим по Золотой бухте. Одни сутки торчали на месте, другие постоянно двигались под парусом или на веслах, словно следуя за рыбой. Стража только отгоняла лодки от каменной стены причала, да почти никто и не приближался — со дна выглядывают голые камни, а рыба таких мест не любит. Лишь на позапрошлой неделе пришлось применить оружие: один дурень заснул в лодке, приливом пригнало под самый причал, где пьянчугу удалось разбудить лишь крепким ударом по хмельной башке тупым концом копья…

На одной из лодок рыбак разделся до пояса, под солнцем блестели крутые плечи, уже коричневые, а второй парился под широким плащом, даже капюшон надвинул на харю, дурень ненашенский, видать, обгорел, кожа под плащом уже красная как у вареного рака, свету божьему не рад, завтра вздуется волдырями, отстанет, а потом неделю под аханье и стоны будет слезать, как змеиная шкура, огромными лохмотьями…

Стражи сидели в тени, прислонившись к нагретому боку башни. У одного между колен стояла в плетеной корзине пузатая бутыль. В двух шагах внизу плескались волны, но прохлады почти не давали, а от нагретой солнцем башни несло жаром. Стражи тоскливо посматривали на безоблачную синеву неба, лишь на дальнем крае белело жалкое облачко, но и оно таяло на глазах как масло на горячей сковороде.

В рыбацкой лодчонке, ветхой и грязной, полуобнаженный рыбак, остановив весла, широко зевал, показывая богам пасть, скреб ногтями потную грудь. Красные как пламя костра волосы слиплись, ему было жарко, гадко, со злостью поглядывал на дружка. Тот дремал, надвинув капюшон на глаза. Легкий ветерок и прибой постепенно подгоняли лодочку к берегу, но до башни еще далековато, стражи лишь посматривали насмешливо и снисходительно. Есть же на свете несчастные, которым суждено всю жизнь ловить рыбу, продавать на базаре, чтобы на вырученные мелкие деньги купить хлеба и сыра… Слава Христу, они не рыбаки, а умелые стражи!

Рыбак дотянулся до напарника в плаще, грубо толкнул. Тот вздрогнул, смотрел непонимающе. Рыбак зло указал на сеть, что волочилась за лодкой, что-то рявкнул. Второй лишь поправил плащ, зябко повел плечами. Стражник, который уже раскрыл было рот, чтобы отогнать рыбаков от берега, невольно оскалился в злорадной усмешке, подмигнул другому. Тот захохотал: сам когда-то обгорел на солнце, потом в жару было зябко, как зимой, — знакомо!

Полуголый рыбак уже люто орал, выкатив глаза, указывал на сеть. Рыбак в плаще ежился, кутался, хмуро огрызался. Полуголый почти визжал, брызгая слюной, и стражи ему сочувствовали: чего таскать лодку по проливу, если сеть может быть полна рыбой! Он не виноват, что у дурня поросячья кожа: не загорает, а обгорает.

Рыбаки спорили, первый уже оставил весла, зло потрясал кулаками. Второй отпихнул, полуголый не удержался на качающейся лодке, упал на спину, нелепо задрав ноги. Рыбак в плаще остался на корме, но когда полуголый вскочил, ругаясь и размахивая кулаками, тот тоже медленно поднялся на ноги, оказавшись с ним одного роста, а полуголый, как отметили стражи профессионально, не выглядел низеньким или слабым.