Святой Грааль

Олег с удовольствием посматривал на красивое мужественное лицо рыцаря. В какой-то момент вдруг нахмурился, ухватился за обереги. Томас спросил насмешливо:

— Не моя ли улыбка во все сто зубов тебя напугала?

— Она, — ответил Олег коротко.

— Почему? — насторожился Томас.

— Ты чересчур весел, а беда приходит неожиданно. Всегда почему-то в разгар веселья. А зубов, кстати сказать, всего тридцать два.

— Только-то? — удивился Томас. — Никогда бы не подумал!.. Впрочем, я рыцарь. Мое дело вышибать их на турнирах, а не считать, а считают пусть другие.

Он с легким сердцем пустил коня впереди калики. В Константинополе сразил порождение ада, адепта Зла, одного из рыцарей Сатаны — кто решится помешать победоносному возвращению?

Олег ехал позади. Томас оглядывался, пока шея не заболела: калика мрачнел на глазах, обереги не выпускал из пальцев. Томас наконец ощутил знакомый холодок, встревожился:

— Сэр калика, в Константинополе еще не все?.. Мы ж такого могучего помощника Дьявола побили, что на небесах прыгают, осанны поют! Что еще?

— Не знаю, — ответил Олег неохотно. — Опасность чую, большую опасность, но не могу понять… даже не соображу, откуда придет.

Томас с христианским негодованием посматривал на языческие обереги. Правда, не однажды спасали их души, вовремя предупреждая об опасности, но все-таки поганские, нечестивые! Если бы научиться гадать на чаше или на гвозде, что в рукояти его меча, то наверняка Пречистая Дева посылала бы знамения куда более верные, а главное — христианские.

— У тебя ж почти одно зверье, — заметил он, ревниво посматривая на обереги. — Волки, медведи, даже драконы. А люди уродливые… Зачем-то жабы, птицы, рыбы… А меч только один! И стремя одно, а так не бывает…

Олег вдруг вздрогнул, будто просыпаясь от тяжелого сна, дико огляделся вокруг. Глаза расширились в страхе, словно увидел внезапно выросшее перед ним чудовище:

— Сэр Томас! Сэр Томас, надо успеть проскакать между вон теми каменными холмами.

Не дожидаясь ответа, он сам взвизгнул, хлестнул коня и понесся галопом. Томас озабоченно смерил глазом путь до холмов, ткнул коня шпорами в бока. Рыцарский конь в состоянии пробежать галопом не больше трехсот-четырехсот шагов. Атака тяжелой рыцарской конницы лишь раскалывает войско противника, для гонки за ним не годится. Разламывает передние ряды, всадив длинные копья во врага, дальше вязнет, начинается тяжелая рубка мечами и топорами, а взмыленные кони пытаются устоять на дрожащих от усталости ногах.

Этот конь мог нести тяжеловооруженного всадника почти версту, а до холмов, на которые указал калика, чуть меньше версты… но если там опасность, хорош будет в бою на полудохлом коне!

Конь все набирал и набирал скорость, превращаясь в страшного закованного в прочный панцирь зверя. Томас еще не видел противника, но сердце стучало как молот, кровь резво шумела в жилах. Разогрелся, ощутил приступ священной боевой ярости, роднящей воина с древними героями и богами: неистовым Вотаном, сиречь бешенным, с исступленными в схватках Беовульфом, Русланом, Тором, Боромиром, Арагорном…

Далеко впереди калика пронесся как стрела между приземистыми холмами — каменными, из серых глыб гранита, рассыпающимися от старости. Молодые зеленые елочки тянулись к небу, довершая разрушение холмов крепкими корнями. Калика лишь однажды оглянулся: проверил, скачет ли рыцарь, которого маг упорно звал меднолобым, хотя со времен меднолобых прошли три-четыре тысячи лет, и у Томаса лоб закрывал настоящий булат, а не жалкая медь троянцев или древних эллинов. Томас несется как выпущенная из катапульты громадная глыба — теперь сам Сатана не остановит отважного рыцаря на полном скаку!

Когда конь Томаса пронесся между холмами — сотня шагов между ними! — земля под копытами дрогнула, из глубины докатился тяжелый рокот. Конь на скаку пошатнулся, потерял землю под копытами, и Томас напрягся в смертельном страхе, живо представив, как в полном доспехе летит через голову. Но конь устоял, выровнялся, пронеслись мимо холма. Томас успел понять, что холм — не холм, а остатки древнейшей башни или крепости… Боковым зрением ухватил жуткую картину расползающихся в дыме и грохоте огромных каменных плит — трещали корни елочек, а в клубах сизого с черным дыма из разверзающейся земли вздымалось нечто нечеловеческое, чудовищное!

В спину внезапно пахнуло жаром. Конь захрипел в ужасе. Далеко впереди калика остановил коня, призывно махал рукой. Конь вставал на дыбы, норовил умчаться от страшного места.

— Быстрее! — донесся до Томаса горестный крик. — Еще успеешь!

Томас припал к луке, конь уже хрипел, уши прижал, как заяц. Калика повернул жеребца, выворачивая уздой нижнюю челюсть, Томас пронесся мимо, успев увидеть бледное лицо и вытаращенные в отчаянии глаза. Дорога мелькала под копытами ровная — хорошие дороги проложили римляне! — но конь уже хрипел, глаза налились кровью, а серая полоса земли раздробилась на камешки, траву и утоптанную глину.