Олег закрыл глаза, слушая монотонный бесцветный голос, представил себе тот ужас, когда на третий день кончились последние факелы, потом жгли одежду, обломки телег. Но закончилось дерево, остались в жуткой темноте… В полном мраке на женщин напал крупный зверь, убил двоих, пятерых ранил. Мужчины в темноте сумели убить хищника, хотя в страшном ночном бою ранили несколько человек мечами и копьями. Из жира, добытого из зверя, смастерили светильники. Потом убивали других пещерных зверей, мясо ели, из жил делали тетиву, из жира — светильники…
Умерли многие, не выдержав жизни без солнца, но уцелевшие дали начало новому племени. Агафирс с сынами всегда был впереди отряда, исследовал каждую щель, каждый спуск. На четырехсотом году жизни в пещере, когда сменилось много поколений, одна из стен с грохотом лопнула, за ней показалась пещера, в сравнении с которой все другие, в которых прошла жизнь многих поколений, оказались крохотными полянками в лесу. В этой пещере, что соединялась еще с рядом других, больших и малых, росла странная трава, водились дивные звери, а в озерах и реках плескалась невиданная безглазая рыба. Из старого поколения агафирсов уцелел только сам Агафирс и два его сына, один из них стал волхвом, остальные жили долго, в несколько раз дольше обычных людей, но в них уже меньше было солнечной крови богов, они состарились и умерли. Правда, таких было мало, остальные погибли в жестоких схватках с чудовищами пещер. Агафирс мечтал выйти наверх, он даже готовил оружие, чтобы отомстить обидчикам, но недавно судьба подстерегла и его: погиб, защищая в походе свой отряд от внезапно напавшего чудовища. С тех пор в живых не осталось тех, кто видел настоящее солнце. Сыны Агафирса родились уже под землей, двое из еще живущих — дряхлые старики…
— Но как мы попали сюда? — поинтересовался Олег напряженно. — Если вы не видели солнца…
— Солнца, но не поверхности, — ответил старший. — Раз в шестьсот лет, как завещано Агафирсом, два-три человека из самых посвященных волхвов совершают долгий изнурительный подъем вверх. Они карабкаются по два-три месяца, однажды поднимались полгода. Мы стараемся дождаться дождливой ночи, когда ночное небо затянуто тучами… В этот раз наверх поднимались мы с Тарасом и Назаром. Меня зовут Остап. Мы нашли вас сразу у расщелины. Мы не знали, что на поверхности еще могут объедаться одолень-травой! У нас даже дети не съедят лишнего стебелька, так что с нами не было противоядия, что, конечно, для волхва непростительно. Мы должны быть готовы ко всем случаям, верно?
Олег чувствовал на себе испытующие взгляды:
— На поверхности одолень-трава вывелась. О ней только в кощунах упоминается, а какая она — никто не ведает. Я нашел ее чудом…
— Но ты знал, что это одолень-трава?
— Я знал, но люди больше не знают. Я волхв, потому знаю больше других.
В молчании ели мясо. Остап рассказывал, что в пещерах водятся огромные смоки, но есть звери намного крупнее и страшнее смоков. Они охотятся на смоков, как волки охотятся на зайцев, убивают и едят их. Еще одни охотятся на огромных медлительных зверей, похожих на черепах, но размером с холмы, покрытые костяными плитами толщиной с бревно. Когда они дерутся, воздух дрожит от рева, а со стен и невидимого неба падают тяжелые камни, убивая и калеча людей и скот. Когда-то агафирсы очень страдали от этих чудовищ, гибли без счета, но воины сумели под руководством волхвов и самого Агафирса соорудить ловучие ямы, с той поры себя обезопасили, а затем начали мало-помалу теснить чудовищ, отвоевывать новые пещеры.
Послышались шаги, из плотного воздуха внезапно появился Томас. Увидев Олега, просиял, а всем сидевшим вокруг костра отвесил вежливый поклон. Остап жестом указал на место рядом с Олегом, подал прутик с нанизанными ломтиками жареного мяса.
— Он не знает наш язык, — объяснил Олег. — Он из другого племени.
На него смотрели недоверчиво. Кто-то пробовал заговорить с рыцарем, тот виновато улыбался, разводил руками.
— Он не понимает, — сказал Олег снова. — Наверху многое изменилось. Вы спустились под землю, когда мир был юн, а все племена и народы говорили на одном языке. Почти на одном, по крайней мере понимали друг друга. Одни окали, другие акали, третьи говорили в нос, но понимали. Но наверху все меняется стремительно. Тех народов, от которых вы ушли, не осталось и в помине! Никто не помнит их имен. Зря доблестный Агафирс ковал мечи. Ему было бы некому мстить, некого жечь на медленном огне, не с кого сдирать шкуру.
Он начал пересказывать разговор Томасу, тот остановил жестом: разговаривай, перескажешь на досуге.
— Мы увидим ваше племя? — спросил Олег.
Остап отвел глаза:
— Если готовы остаться, то хоть сейчас… Но если жаждете вернуться в Верхний Мир, то сперва ваши судьбы решит Совет Старших Волхвов. Если решат отпустить, тогда ничего не увидите… каждое племя хранит свои тайны, не обижайтесь.
— Вся жизнь — война, — сказал Олег невесело. — Когда увидим Старших?
— Здесь жизнь течет неторопливо, — ответил Остап. — Но вам повезло, Совет соберется через три дня.