Святой Грааль

Жизнь текла, как понял Томас, без всякого разделения на день и ночь, в вечных сумерках. На стенах живет светящийся мох, кое-где растет светящаяся плесень, но даже для привыкших глаз света мало, потому взор достигает лишь на десяток-другой шагов, потому кажется, что человек бесследно исчезает или появляется из воздуха. Но есть и хорошая сторона: стен не видно, мир кажется бескрайним.

Как он понял, земля рассыхается как глиняный шар на солнцепеке, старые трещины углубляются, появляются новые. Пещеры огромные, к ним добавляются новые, а старые пещеры, в которые однажды вернулись на кочевье через три тысячи лет, оказались неузнаваемыми: втрое шире, в стенах возникли длинные щели, что ведут в незнакомые пустоты, где плещется невидимая вода и страшно ревут незнакомые звери.

На второй день он шепнул Олегу, косясь по сторонам:

— Сэр калика, здесь нечисто… Эти люди — колдуны!

— Что стряслось?

— Я сумел приблизиться к стене, там увидел такое, что волосы встали дыбом! Прямо из камня вышел старик, прошел малость вдоль ручья, а потом вслед за ручьем снова вошел в каменную стену!

— Не почудилось? — спросил Олег тревожно.

— Я ж не дурак, сэр калика! Я сразу перекрестился, а потом еще и «Отче наш» прочел… сколько помнил. Но старик не исчез. Более того, я пощупал песок, где остались его следы, и даю голову наотрез, что старику не больше сорока восьми лет, он чуть хромает, на левой ноге болят суставы…

— Верю! — перебил Олег поспешно. — Я забыл, сколь искусный ты воин, сэр рыцарь. Это меняет дело… Если такое оружие Агафирс имел в виду, то они могут быть страшными противниками. А ежели это не все?

На следующий день за ними зашел Остап, осмотрел критически, велел следовать за собой. Они прошли вдоль стены, а остальные из младших волхвов, как понял Олег, в это время рассредоточились впереди по дороге, чтобы не дать простому народу увидеть пришельцев: пусть живут в счастливом незнании другого мира.

В крохотной пещере, куда их пропустил Остап, после чего встал, загораживая узкий проход, находилось трое в белых одеждах. Волосы одинаково серебрились сединой, одинаково падали на плечи, и Томас не сразу сообразил, что из троих старших волхвов лишь двое мужчин, третьей оказалась древняя старуха. Лицо ее было в мельчайших морщинках как печеное яблоко, такое же бесцветное, как у всех агафирсов, лишь глаза смотрели зорко, недоброжелательно.

Двое стариков переглянулись, один жестом велел сесть, сказал дряхлым голосом:

— Меня зовут Борян, это мой брат Борис, а это сестра Боруня. Мы дети Борея, внуки Бора. Мы старшие волхвы племени…

— А где сын Агафирса? — перебил Олег. — Я бы хотел повидаться с ним. Ведь это Тавр, верно?

Старики снова переглянулись, а Боруня спросила резко:

— Откуда ты знаешь его имя?

Олег помедлил, посмотрел на поблескивающие камни в стенах пещеры:

— Из всех сыновей Агафирса… лишь Тавр был не воином, а мыслителем. Остальные его презирали, им бы только нестись по степи на горячем коне, догонять оленя, а еще лучше — сшибиться грудь в грудь с противником в смертной схватке…

Старуха смотрела неверяще, Борис кашлянул, спросил недоверчиво:

— Зачем тебе Тавр? Он стар, его не беспокоят. Он вместе с племенем, а здесь лишь передовой отряд.

Они смотрели ожидающе, Томас тоже не сводил глаз с калики. Олег улыбнулся, развел руками:

— Мне хотелось бы с ним повидаться. Уверен, он бы обрадовался!

После долгой паузы Борис произнес неуверенно:

— Ты говоришь так, как говорил Агафирс, как говорили его сыны, как говорит все еще Тавр. Теперь это священный язык волхвов, простой народ, как и князья, уже говорят иначе. Откуда ты его знаешь?

Олег широко улыбнулся, глазами показал на Томаса, ответил почти весело:

— Пора бы уже догадаться.

На него смотрели три пары вытаращенных глаз и три распахнутых рта. Олег махнул рукой, помрачнел, сказал невесело:

— Вы правы, что не выходите наверх. Там льются реки крови, люди режут друг друга с такой лютостью, что самые хищные волки и гиены выглядят рядом с ними невинными овечками! Убивают целые племена, как на скотобойнях. Убивают женщин и детей. Народ бьется с народом, племя с племенем, род с родом, семья с семьей, брат с братом. Даже один человек бьется насмерть сам с собой, не зная уже где правда, а где кривда!

Они молчали все трое, смотрели внимательно. Незнакомцы чересчур загадочны, а волхвы умеют смотреть и слушать, оставляя поспешные решения незрелой молодежи.

— Возможно, — сказал Олег совсем невесело, — боги вас держат здесь как семена. Вдруг люди перебьют друг друга? К тому идет. Тогда заселите просторы земли мирным добрым народом. Ведь вы давно уже не те звери, которые бежали в эти пещеры от других зверей, еще более лютых…

Старуха недовольно завозилась, прервала сварливо:

— Мы никогда не были зверьми!

Олег покачал головой, глаза были сочувствующими:

— Были. Чего стыдиться? Гордиться надо, из зверей стали людьми! Увы чаще бывает наоборот… А вы драчливость, свойственную детям, оставили детям.