Святой Грааль

— Чей это замок?

Горбоносый посмотрел странно, опасливо отодвинулся. Его сосед, такой же горбоносый и смуглый, опасливо огляделся, сказал предостерегающе:

— Я вижу, ты франк. Остерегись сказать так в присутствии монахов. Это не замок, а святой монастырь! Обитель воинствующих монахов.

— Обитель? Они живут безвылазно?

— Их долг — ходить по дорогам, проповедовать добро. А так как дороги чаще всего неспокойные, то монахи обучены драться так, что любой сразит десять вооруженных до зубов разбойников! Голыми руками, конечно.

— А если не голыми?

Горбоносый покачал головой:

— С оружием?.. Тогда разве что боги могут устоять! Да и то...

Паром подполз к причалу, медленно ткнулся окованными железом бревнами. Под ногами дрогнуло, двое паромщиков прыгнули на причал и закрепили толстыми веревками, перебросили широкие деревянные сходни. Народ задвигался, потек на паром. Хмурый паромщик, что отдыхал, навалившись на канат, с удивлением оглядел закованного в блестящее железо рыцаря и Олега, которые ввели коней на деревянный настил:

— Франки?.. Вы куда? Монахи чужих не жалуют.

Томас сглотнул слюну, сказал внезапно охрипшим голосом:

— Нам нужно только пройти через эти земли! У нас есть свой овес, своя еда. Мы никого не обидим, никого не заденем. Мы не враги!

Паромщик сплюнул в желтую воду, что с шумом вырывалась из-под днища, повернулся к телегам, что сцепились колесами на сходнях:

— Если вам надоели головы...

Он заорал, помощники бросились с поднятыми шестами, лупили коней и хозяев, но разобрались быстро, телеги растащили и установили. Десятки рук ухватились за канат, помогая паромщикам. Томас и Олег держались со своими конями в сторонке. Томас время от времени щупал чашу в мешке, бросал по сторонам подозрительные взгляды.

Волны шумно плескались о паром, забрасывали мелкие брызги. Лицо Томаса вытянулось, глаза стали затравленными. Олег проследил взглядом — в трех шагах бедно одетый поселянин рассказывал, размахивая руками:

— Я сам видел, как одного пытались остановить на дороге: выставили копья, наконечники блестят острые, а он в ярости разорвал рубаху, попер на них голой грудью! Острые копья уперлись в тело, одно прямо в горло, но даже не поцарапали!.. А он шел, думая о Высоком, и копья согнулись.

— Пять? — спросил один с проблеском интереса. — Я видел однажды, как гнулись три.

— Все пять! — поклялся рассказчик с такой гордостью, словно о его грудь тупились острые, как игла, наконечники копий. — Но воины оказались храбрые, закаленные! Выпустили из рук копья не раньше, чем те согнулись, как коромысла... и выхватили острые мечи! Но что мечи против монаха, владеющего боевым искусством?

Слушатели пожали плечами. Лицо Томаса становилось все несчастнее. — Он уложил всех пятерых быстрее, чем любой из нас хлопнет в ладоши!

Олег заметил, что рыцарь быстро развел и свел железные ладони. Он побледнел, под глазами повисли темные круги. Пальцы беспокойно прощупывали чашу через толстую кожу мешка.

— Всех пятерых мертвыми, — уточнил рассказчик. — Каждого коснулся лишь один раз.

Остальные молча кивали, на их лицах читалось отчетливое: ясно же, что только один раз, мастера боя на кулаках только так. Кто бьет по второму разу, если с первого удара все летят в пыль с переломанными шеями и спинами?

Угрюмый берег быстро приближался. Народ завозился, начали протискиваться поближе к краю, стремясь сойти первыми. Помощники паромщика, ругаясь, оттесняли передних. Паром тяжело стукнулся в толстые бревна причала, парни перепрыгнули на берег, быстро затянули веревки, закрепляя паром, закрыли щель истоптанными сходнями. Народ хлынул следом, спеша и толкаясь, отпихивая паромщиков.

Олег и Томас дождались, когда съехали даже телеги, обреченно свели коней на деревянный причал и полезли в седла. Народ расходился вправо и влево, а они направили морды коней прямо, где далеко над холмами виднелись желтые стены монастыря воинственных монахов.

По дороге встретили странные повозки с огромными колесами выше деревянных бортов, везли дрова и охапки душистого сена. Тащили повозки странные мохнатые быки, здесь их называли яками. Поселяне, подремывая на сене, смотрели на закованного в блестящую сталь рыцаря с вялым интересом, окидывали беглым взглядом загорелого варвара в душегрейке из волчьей шкуры, но все при деле, а рыцарь и варвар ехали суровые, нахмуренные, не останавливались.

У поворота дороги Томас остановил коня. В полуверсте впереди поднимались стены оранжевого монастыря, на плоских крышах сушились зеленые ветки, пучки трав. Дорога шла мимо ворот, а если сойти с дороги, то справа россыпь камней, где кони поломают ноги, слева же колосится хлебное поле, но здесь не Британия — по чужому полю не поскачешь.

На крышах монастыря под легким ветерком трепетали желтые полотнища с оскаленными драконами, львами, тиграми. Через далекие ворота проехала двухколесная повозка, возница сонно погонял мерно ступающих яков. По обе стороны ворот неподвижно стояли мужчины в оранжевых халатах до пят, бритые головы блестели под солнцем.

Олег хотел было ехать дальше, Томас остановил, вытянул руку: