Святой и грешница

Они прошли по двум лестницам, прежде чем оказались в комнате под самой крышей. Но она была больше и обстановка была уютнее, чем Элизабет ожидала. Она скорее была предусмотрена для гостей, а не для прислуги, если вообще не для каноников или папских легатов.

— Оставайся здесь, пока я тебя не позову. Ты найдешь здесь все, что тебе понадобится. Прислуга принесет тебе еду. — На этом он оставил ее одну.

Элизабет осмотрелась. Кровать была широкая, с хорошим матрацем, пуховыми подушками и чистым покрывалом. Под окном стоял сундук, а напротив, с другой стороны, тяжелый комод. Полку, прикрепленную над ним, украшали тарелки и кубки. Слуга принес ей еду и кувшин с водой, но, очевидно, ему было велено не разговаривать с Элизабет. Она внимательно изучала невысокого мужчину с кривыми ногами, узким лицом и необычайно длинными передними зубами. Ей не понравилось лукавство в его глазах. Манерой смотреть он напоминал крысу. Непроизвольно Элизабет отошла к стене, когда он ставил поднос на сундук.

— Спасибо. Господин каноник не сказал, что будет дальше? — Она решилась спросить, хотя единственным ее желанием было, чтобы он вышел из комнаты.

Слуга молча покачал головой.

— Как тебя зовут? — спросила она, когда он шел к двери.

— Фритц Хазе, я личный слуга и доверенный господина, — добавил он гордо, чтобы продемонстрировать свою значимость. Элизабет сомневалась в том, что каноник разделял его мнение. Фритц Хазе закрыл за собой дверь и звук его шагов притих. Элизабет села на кровать. Она поужинала, практически не замечая вкуса. В ее голове был только один вопрос: какое он примет решение? Интуиция подсказывала ей, что она подошла к поворотному пункту. Но куда заведет ее новый путь?

— Из чистилища прямо в ад, — прошептал ей ненавистный голос в голове, который сложно было заставить замолчать.

Глава 22

Прошло два дня, а каноник так и не появился. Фритц Хазе приходил теперь в сопровождении служанки, с большим любопытством рассматривавшей Элизабет, но в присутствии похожего на крысу слуги, очевидно, не решавшейся заговорить с необычной гостьей. Она молча приносила еду и убирала ночной горшок. Элизабет пребывала в смятении, ее страхи начали разрастаться, подобно сорнякам.

На третий вечер Фритц Хазе пришел к ней один и сообщил, что она останется здесь жить, но ей нельзя отлучаться со двора. Лучше всего было бы, если бы она оставалась в своей комнате, добавил он и уже хотел было уходить, но Элизабет схватила его за рукав. Он возмущенно высвободился.

— Но я не могу сидеть только в этой комнате! Я должна чем-то заниматься. Пожалуйста, я могу работать. Почему он не позволит мне помогать служанкам?

— Об этом господин ничего не говорил, — резко сказал Фритц Хазе, награждая ее уничижительным взглядом.

Он закрыл дверь, оставляя ее одну. Состояние Элизабет колебалось между яростью и отчаянием. Что себе возомнил этот каноник? Она не заключенная! Фон Грумбах не мог навсегда закрыть ее в этой комнате, точнее говоря, он ее и не закрывал. Она была вольна открыть дверь и выйти.

— Если ты не последуешь его пожеланиям, то законное право хозяина дома выгнать тебя на улицу, — предупреждал голос.

— Пожелания? Приказы! — свирепствовал другой голос.

— Ты изгой в Вюрцбурге. Подожди хотя бы, что он тебе предложит!

Что это могло быть? Жизнь заключенной, запертой в этой комнате. Уж лучше улица!

— Ты уверена? Легко так говорить, когда лежишь на подушках сытая, в тепле!

Мучаясь такими мыслями, Элизабет провела два следующих дня. Наконец каноник велел ее привести, и Элизабет боязливо последовала за кривоногим слугой в покои каноника. Ганс фон Грумбах, не замечая Элизабет, что-то писал за своим секретером. Она немного подождала, затем закашляла.

— Сейчас закончу, — сказал каноник, не отрываясь от работы. Наконец он поставил свое имя под письмом, присыпал его немного песком и заверил печатью. Отодвинув стул, он повернулся к Элизабет, пытавшейся не показывать свое нетерпение.

— Я обдумал твою ситуацию и принял решение, — сказал каноник. — Раздевайся!

— Что?

— Тебе нужно снять свое платье!

Эти слова были для Элизабет такой неожиданностью, что ей показалось, что она ослышалась. Значит, вот как. А что она ожидала? Она была шлюхой, и он вел себя с ней соответствующим образом. Разве это был не хороший обмен, служить этому благородному господину, вместо того чтобы каждый вечер обслуживать очередного грязного стражника или ремесленника? Но все же такое разочарование резко отозвалось болью в желудке.

Каноник совершенно не выглядел как мужчина, объятый желанием, лицо оставалось таким же холодным и неподвижным. Элизабет начала медленно развязывать тесемки, стягивать рукава, а потом и все платье. Когда она хотела снять рубашку, он вдруг поднял руку, чтобы остановить ее.

— Это ты можешь оставить. Остальные вещи сложи в мешок.