Святой хирург. Жизнь и судьба архиепископа Луки

Однако и после него злоупотреблений местной администрации в отношении «малых сих» хватало. И епархия в годовом отчете за 1948 год вынуждена была констатировать: «В сельской местности церковная жизнь едва теплится, и церкви почти пустуют. Основной причиной этого печального явления надо считать обязанность крестьян работать в воскресные и праздничные дни» (42). Об этом Лука пишет патриарху: «Верующие лишены возможности посещать богослужения, ибо в воскресные дни и даже в великие праздники в часы богослужений их принуждают исполнять колхозные работы или отвлекают от церкви: привести скот для ветеринарного осмотра или устройством так называемых воскресников. В этом, может быть, повинны местные сельские власти, если они поступают враждебно религии и церкви, это бедственное положение может быть изменено только решительными мероприятиями центрального правительства» (43).

В первые годы своего пребывания на Крымской кафедре Лука вел довольно активную переписку с Чистым переулком. Позже, после наступления слепоты, она сократилась, но не исчезла вовсе. И это не была чисто деловая связь. В Патриархии на Луку, несмотря на всю его фронду, смотрели как на человека Церкви, как на святого старца, советы которого можно не выполнять, но не считаться с которыми нельзя. Его голос был постоянно слышен в Церкви. Интересно, что в своих письмах в центр святитель касался и личных проблем. Так, в письме 22 декабря 1946 года патриарху Алексию I (Симанскому) он между прочим сообщает: «У меня живет погибавшая на Украине племянница с тремя детьми, и я уже едва в состоянии впроголодь кормить их. Церковные доходы упали до минимума. Со страхом думаю, что будет дальше. Горе, горе» (44). Эта пафосная риторика (в других местах к патриарху мы находим восклицания, вроде «тяжело, очень тяжело», «Владыко святой, какое горе»), пришедшая в переписку из проповеднической деятельности, нисколько не снижает доверительного отношения к адресату, желания говорить от сердца к сердцу.

Стремление к установлению личностного отношения с предстоятелем Церкви характеризует Луку именно как церковного администратора.

С тех пор как Лука поселился в Крыму, к нему приехали близкие ему люди. К 1947 году с архиепископом под одной крышей жило восемь родственников (45).

«Он забрал нас к себе, как только его перевели в Симферополь, – вспоминает внучатая племянница Луки Майя Прозоровская. Мы приехали в Крым 27 июля 1946 года (мне было 16 лет, маме – 46 лет) и прожили рядом с нашим дорогим «дядечкой» 15 последних лет его жизни. Мама полностью посвятила себя устройству быта владыки. Жили скромно, но это были такие прекрасные годы… Войно-Ясенецкие всегда старались держаться вместе – и в беде, и в радости. Летом владыка снимал две небольшие комнатки в Алуште у одного слепого старичка. И, бывало, туда съезжалось до 15 человек родни» (46).

По воспоминаниям пациентки Войно-Ясенецкого Софьи Галкиной, «на архиерейской кухне всегда готовился обед на пятнадцать-двадцать человек. Обед простой, немудреный, состоящий подчас из одной похлебки, но у многих симферопольцев в голодные 1946–48 годы и такой еды не было» (47).

Святитель Лука помогал бедным не только бесплатными обедами. По сведениям Марка Поповского, секретарь епархии вел длинные списки нуждающихся. В конце каждого месяца по этим спискам рассылали тридцать – сорок почтовых переводов, на которые уходила изрядная доля архиерейского жалованья (48).

Об этом говорит и Майя Прозоровская: «Когда в Симферопольском женском Свято-Троицком монастыре создавался музей святителя Луки, я передала туда среди других вещей, которые у нас сохранились, целую стопку корешков квитанций денежных переводов, рассылавшихся от его имени в разные уголки Советского Союза» (49).

В первый крымский год Лука был очень доверчив к людям. Верил разным кляузам и даже анонимным письмам и заявлениям и «принимал по ним меры взыскания». Но вскоре, обжегшись несколько раз, стал более осторожен (50).

Владыка регулярно совершал богослужения по воскресным и праздничным дням. Обычно службы его затягивались до трех часов. Так что духовенство выказывало даже некоторое недовольство, так как во время его служения нельзя было совершать никакие требы (51). Люди специально приходили в храм, чтобы увидеть святого хирурга. Особенно на Пасху и на Богоявление. Это обстоятельство отмечает уполномоченный, сообщая, что многие пришли «посмотреть, как совершается водосвятие самим архиепископом, водосвятие совершалось в бочках в ограде собора» (52).