О движении мирян можно судить по некоторым косвенным данным. Например, в начале 1947 года на прием к уполномоченному СДРПЦ явился инспектор семенного контроля Павел Лаврентьевич Смирнов. Цель визита Смирнова, впрочем, не имела никакого отношения к посевной. Член общины симферопольской Покровской церкви пришел за разрешением выступать в храмах с проповедями как миссионер и хотел получить соответствующую бумагу. Оказывается, до революции Смирнов имел от таврического архиерея документ, разрешавший ему выступать с амвона, и теперь он хотел бы возобновить свою деятельность. Уполномоченный хотел спровадить посетителя к архиепископу Луке. Но, как выяснилось, тот уже обращался к владыке, и теперь все дело стало за чиновником. Пришлось разъяснять незадачливому просителю, «что с проповедями могут выступать в церквах только зарегистрированные священнослужители, а миссионеров как таковых у нас нет» (25). Сегодня, в десятых годах XXI века, в церкви практически невозможно увидеть проповедующего с амвона мирянина. Это считается чуть ли не криминалом. А тогда, с точки зрения церковного руководства, это казалось вполне возможным и даже желательным.
Государство в первые послевоенные годы не касалось многих частностей приходской жизни, которые решительно были пресечены в дальнейшем. Дети с родителями не только посещали храмы, но и прислуживали в алтаре. Священники в облачении сопровождали покинувших этот мир до кладбища. Правда, в Крыму для этого требовалось специальное разрешение. В престольные праздники во дворе храмов устраивались обеды для всех прихожан. Под открытым небом совершались молебны. Богатые приходы «подкармливали» бедных, устраивали обеды на престольные праздники, своеобразные агапы, братские трапезы. Агапы служили целям благотворительности и общения: это тихое вкушение пищи в присутствии Божьем. Общинные трапезы всегда существовали в церкви, даже в советское время (26).
Большой общественный резонанс имела патриотическая деятельность церкви. Крымская епархия вносила миллионы рублей в благотворительные фонды – помощи детям и сиротам, семьям военнослужащих, Красный Крест. Так, с 1 декабря 1944 года по 1 сентября 1945 года было собрано и внесено в Госбанк 568 797 руб. В эти же месяцы епархия внесла также 100 000 на оборону Родины (27). Эта практика, поднимавшая церковный авторитет, была прекращена в 1947 году согласно указанию Совета министров (28).
Очень непросто складывались отношения православных общин с органами местной власти. В первые послевоенные годы на гребне патриотизма и роста влияния Церкви власть нередко шла навстречу «пожеланиям трудящихся». Так, по просьбе настоятеля исполком горсовета Белогорска принял решение о помощи приходу в починке крыши. Правда, бдительный прокурор опротестовал и отменил это решение (29).
В 1946 году Крымский облисполком оказал епархии помощь в восстановлении в кафедральном соборе колокольни, разрушенной в 1938 году. Для этого были выделены необходимые строительные материалы (30).
Иногда чиновники-государственники даже активно отстаивали интересы верующих. Скажем, когда было принято решение о закрытии бывшей греческой церкви в селе Аутка (недалеко от Ялты), председатель Ялтинского райисполкома Черняев написал на имя уполномоченного СДРПЦ письмо (копия епископу): «Население деревни Аутки начинает увеличиваться за счет прибытия переселенцев.… Для удовлетворения религиозных потребностей прибывающего населения Райсовет находит необходимым сохранить православную церковь в Аутке, поступления с которой пойдут в бюджет района». Но Черняев, видимо, плохо понимал политику партии. Его вызвали в обком и все объяснили (31).
К сожалению, Черняевых в Крыму, как и по всей стране, было немного. Большинство партийного и государственного аппарата считало некоторые уступки «церковникам» чрезмерными. И действовало исходя из этих настроений. Скажем, председатель сельсовета в Емельяновке запретил священнику Иоанну Кудрявцеву исполнять требы. Более того, отнял пожертвованные ему сельчанами два десятка яиц и три килограмма крупы. Он не разрешил «появляться попам в пределах своего сельсовета, так как у него Советская власть». Так пишет в своем отчете уполномоченный, который вынужден принять меры к тому, чтобы зарегистрированные священники могли совершать требы (32).
Спорадически страдали от действий «верных марксистов-ленинцев» простые верующие. Например, казначея церкви в Бахчисарае несколько раз увольняли с работы. В местном райкоме партии ему объяснили, что если он хочет работать в советском учреждении, то должен оставить свою церковную должность (33).
Доставалось и неверующим. В 1948 году директор Чистеньской МТС (село Чистенькое находится недалеко от Симферополя) «отпустил некоторые материалы для ремонта церкви, так за это его исключили из партии» (34).