– Вы спрашиваете, что я об этом думаю? Откуда мне знать? – затряс головой Олшуэн. – Во имя Господа, милорд, я всего лишь монах обители Лейбовица. Я не аббат Джарад. Здесь мое единственное призвание, здесь мой Бог, и хотя я слуга Святой Матери Церкви…
– Ох, перестаньте. Стоп, стоп, прошу вас! Простите, что показал вам письмо. Джарад отказывался от красной шапки, но Линус Седьмой настоял. Я это знаю, и, скорее всего, вы тоже.
– Я пытаюсь припомнить, милорд, отказывался ли когда-нибудь здешний аббат от требований своего папы?
– Может, и нет. Но что вы скажете, если Амен Спеклберд сделает вас кардиналом?
Олщуэн замялся, прежде чем ответить:
– Да. Пусть даже от него, – ясно было, что и те, кто знал его лишь по слухам, испытывали симпатию к старому священнику, отшельнику и чудотворцу, который стал папой. Но среди тех, кто преклонялся перед властью, похоже, только Коричневый Пони испытывал к нему глубокую привязанность.
Нимми передал просьбу людей Джинг-Ю-Вана почтить память их погибшего собрата, и Олшуэн пообещал отслужить мессу. На следующее утро Коричневый Пони послал Чернозуба с письмом и достаточным количеством золота в Санли Боуиттс, чтобы нанять курьера с двумя Лошадьми, который быстро доставит послание в Валану. Посланник пообещал, что будет мчаться от рассвета до заката и даже по ночам, если хватит луны. В Баланс, если его не заменит Вушин, он будет ждать ответа.
Возвращаясь в аббатство, Чернозуб встретил Гай-Си, который верхом ехал в деревню. Обменявшись приветствиями, они остановились. Нимми спросил, что у него за дела в местечке.
– После того как ты уехал, – сказал Гай-Си, – кардинал решил послать другое письмо. Оно при мне.
– Еще одно письмо в Валану?
– Нет. В Новый Иерусалим, – сообразив, что проболтался, он нахмурился. – У тебя есть право задавать такие вопросы?
– Наверное, нет. Но я попытаюсь все забыть.
Они разъехались в разных направлениях. Нимми хорошо знал, что именно кардинал должен был сообщить мэру Диону. Каким-то образом то маленькое оружие с западного побережья попало в руки Филлипео Харга. И хозяин, и слуги видели его. Похоже, что единственным объяснением происшедшего служило обилие агентов Ханнегана в Новом Иерусалиме. Но он мог бы не смущать Гай-Си, который проговорился ему о месте назначения письма, а напрямую спросить у Коричневого Пони.
Если в октябре Нимми встретил в монастыре недружелюбие, то к началу марта оно превратилось в откровенную неприязнь. Помазанные священнослужители снова подчеркнуто избегали его. С другой стороны, для некоторых послушников общение с ним казалось куда более интересным, чем раньше. Он пытался понять, что, собственно, произошло с того времени, но бормотание о «неожиданных гостях» было единственным невнятным ответом, который он получал на свои вопросы.
Трое послушников, которые оказались в приемной аббата, подслушали громкую ссору между ним и кардиналом Коричневым Пони – «папой Коричневым Пони», как назвал его один из них – и рассказали о ней Нимми. Мало что можно было понять из этих криков, но они не сомневались, что речь шла о Чернозубе.
Чернозуб решил спросить напрямую у кардинала, но, увидев, как тот, стоя на коленях, молится у алтаря Святой Девы, просто опустился рядом и застыл в ожидании. Наконец Красный Дьякон осенил себя крестным знамением и встал. Монах подождал несколько секунд и последовал его примеру. Коричневый Пони направился к дверям. Нимми заторопился вслед за ним. Услышав его шаги, Красный Дьякон обернулся.
– Тебе что-то надо, брат Сент-Джордж?
– Только узнать, что происходит. Выйдя из часовни, они остановились.
– Я знал, что она могла остаться в живых. Но не хотел вселять в тебя ложные надежды. Поднимись на Столовую гору. Там, может, еще живет человек, который последним видел ее, – кардинал пошел дальше.
– Она? Кто? – крикнул Нимми ему вслед.
Коричневый Пони, не отвечая, из-за плеча посмотрел на него.
– Эдрия?
– Иди к горе. Я скажу аббату, что послал тебя. Он хотел сам послать тебя. Но я возьму ответственность на себя. Я отпускаю тебя.
Бледный как привидение, Нимми помчался на кухню, чтобы взять в дорогу сухарей и воды. От повара, который был в веселом расположении духа, он получил горсть сухарей, немного сыра и мех со смесью воды и вина. В гостиничке он сделал скатку из одеяла. Сегодня уходить было слишком поздно. Он лег спать и ушел еще до рассвета, когда братию созывали на заутреню.