Святой Михал

В один из таких дней как-то перед полуднем на площади появился Вилем. Кругом ни души, полная тишина. В такую пору ничем не нарушаемого отдыха лишь изредка услышишь чей-нибудь голос да вырвется откуда-то хрипловатое пение или приглушенный смех. Гуси нежились в бурьяне, из проулка между костелом и домом священника доносились голоса детей. С башни костела взвилась стая голубей и пролетела низко, над самой площадью. Шум их крыльев привлек внимание Вилема. Он остановился с усталым видом, по привычке почесал затылок. Глаза его отыскали дом Михала, светло-серый, недавно оштукатуренный.

Во дворе показалась Катарина. Она была воплощением здоровой женской силы и красоты — высокая грудь, крутые бедра, живые, блестящие глаза. Она потянулась на солнышке и, подняв обнаженные руки, пригладила волосы на висках.

Вилем в последнее время вообще был, как говорится, не в своей тарелке. Вот уже третий день он с трудом добирался до своей канцелярии — то и дело его что-то отвлекало и задерживало. Стоило выйти из дому, как кто-нибудь из соседей зазывал его к себе отведать молодого винца. А Вилем знал, что вежливость требует зайти, если тебя приглашают от чистого сердца. Дома он не слишком-то засиживался, не питал он особой любви к домашнему очагу. Гораздо охотнее проводил время с друзьями.

При виде Катарины сердце Вилема тоскливо сжалось. Он уже хотел было продолжить свой путь, как вдруг Катарина, смеясь, обратилась к нему:

— Бог мой, и живут же люди! Не успеют встать с постели, а дела уж кончены. Заходи! Михал дома.

Казалось, Вилем не слышит ее. С минуту он стоял раздумывая. Но потом вспомнил, что за Михалом бутылка красного — значит, можно зайти.

5

Погреб у Михала — приятное и уютное местечко. И что самое главное — это хранилище божественного напитка. Тут стоят, тесно прижавшись друг к другу, дубовые бочки и бочонки, в которых из года в год отменно зреет вино, выстроились батареи всевозможных бутылок, снабженных наклейками с указанием года. Они дожидаются своего часа — это как бы коллекция образцов для дегустации. (Впрочем, вино сохранилось не за все годы, некоторые бутылки в связи с тем или иным торжеством или чрезвычайным событием исчезли.) Полки вдоль стен прогибаются под тяжестью банок с джемом из черешни, абрикосов, слив; там же стоят две большие бутыли самогона и домашние консервы: жареное мясо, маринованные огурцы. Над дубовой доской, мостиком переброшенной между двумя бочками, — она служит Михалу и его гостям скамьей, — подвешена полочка: на ней лежит головка овечьего сыра, сало, домашняя колбаса, связка лука и хлеб — достаточно протянуть руку, чтобы взять то, на что глаз упал и чего душа пожелала. Погреб Михала, пропитанный сладковатым запахом сырости и ароматом, напоминающим о цветении виноградной лозы, — образец того достатка и умиротворяющего покоя, которые пробуждают в человеке потребность в счастье и в здоровой полноте жизни. Если б о погребе Михала дознались врачи, они бы прописывали посещение его как лечебную процедуру, избавляющую от потери аппетита, плохого пищеварения и тому подобных недугов, как лекарство от всякого рода модных неврозов, меланхолического скепсиса, пораженческих настроений и утраты интереса к жизни. Если б о погребе Михала знали художники, они сочли бы его самой прекрасной моделью для натюрмортов, к которой следует обращаться вновь и вновь.

Михал был в погребе не один. Вместе с Петером Касицким они попивали винцо и беседовали. Им было хорошо, настроение — лучше не надо! Михал слегка раскраснелся. Он принялся нарезать колбасу, когда до него донесся со двора голос Катарины. Михал прислушался.

— Это Вилем, — сказал он.

— Как ты узнал? — удивился Касицкий.

Михал не ответил. Он обернулся ко входу и чуть усмехнулся.

Послышались тяжелые шаги, гулко отдававшиеся под сводами погреба. Кто-то спускался по деревянным ступеням.

Показался Вилем. Увидев Касицкого, он остановился с озадаченным видом, взгляд его скользнул в сторону. Он рассчитывал, что Михал один. Еще продолжая стоять на ступеньке, он втянул носом воздух, и ноздри у него расширились.

— Заходи, заходи, отведай! — сказал Михал.

Он взял в рот кончик резиновой трубки, вставленной в отверстие бочки, подсосал немного, подождал, когда из трубки брызнет темно-пунцовая струя, и наполнил стаканы. Вилем поднес запотевший стакан ко рту и слегка пригубил: дегустировал он любовно, наслаждаясь ароматом и вкусом вина. А сделав глоток, не удержался от возгласа:

— Ну и ну!