Святой нимб и терновый венец

– Ничего не поделаешь, придется, как и в случае с Брамсом, незаконным способом проникать на территорию чужого владения.

– Но если нас задержат, – боязливо произнес младший комиссар Рацци, – тогда проблем не оберешься.

– Ты же видел, что у Эдвардса была возможность подключить полицию, но он предпочел смолчать, потому что он боится, – ответила Шрепп. – Как ты думаешь, он собак держит?

Когда стемнело, Элька перемахнула через вечнозеленую изгородь. Луиджи, звеня цепочками на шее, последовал за ней – и приземлился на клумбу. Они перебежками направились к дому, в котором светились три окна на верхнем этаже. Луиджи угораздило наступить на хвост кошке, которая немедленно завыла дурным голосом.

Стеклянные двери террасы были заперты, окна закрыты. Элька прибегла к хорошо зарекомендовавшему себя способу – вышибла локтем стекло, а через образовавшееся отверстие открыла дверь.

Шрепп и Рацци ступили в темную гостиную.

– Это же противозаконно, – прошептал молодой полицейский. – Если нас поймают...

– А подменять образцы тканей и обманывать весь мир – не противозаконно? – парировала Элька.

Они поднялись по лестнице (первой шла Элька) на третий этаж. Ступени были обтянуты материей, которая заглушала шаги. Комиссарша услышала голос профессора, разговаривавшего с кем-то по телефону:

– Да, да, непременно... Да, она с детьми у мамочки в Корнуолле, я их туда отправил, когда поступил первый звонок от этой немецкой идиотки.

– По-моему, он вас имеет в виду, – хихикнул Луиджи.

Элька дала себе зарок, что не спустит профессору выражения «немецкая идиотка».

Пройдя по коридору, комиссарша через неплотно притворенную дверь увидела профессора Эдвардса, расхаживавшего по комнате. Он вытаскивал вещи из шкафа, укладывал их в большой клетчатый чемодан, лежавший на кровати, и одновременно говорил по радиотелефону, который зажал между ухом и плечом.

– Да, я же сказал, что в Ватикане не нужно беспокоиться. Вы лучше разберитесь со своим пальцем. Ты понимаешь, что я имею в виду...

– «Перст Божий»! – выдохнул Луиджи, наваливаясь на Эльку, притаившуюся около двери.

Комиссарша двинула молодому человеку локтем под ребра, Луиджи приглушенно вскрикнул. Николас Эдвардс торопливо обернулся, и Элька едва успела отпрянуть от двери.

– Завершаем разговор, все обсудим в деталях, когда я прибуду в Рим. Ты запомнил? У меня ночной рейс. До скорого!

Раздался писк, и Элька поняла, что профессор нажал кнопку отбоя. Комиссарша Шрепп влетела в комнату и бросилась на профессора. Тот, не ожидавший нападения в собственном доме, растерялся, из его рук выпала стопка цветастого белья. Одной рукой Элька схватила профессора за шею, а другой завела запястье Эдвардса за спину. Профессор взвыл:

– Сумасшедшая, отпусти меня! Тебя за это до конца жизни упекут в тюрьму!

Вспомнив, что профессор назвал ее «немецкой идиоткой», комиссарша сдавила его руку, и ученый застонал:

– Фашистка! Нацистка! Сволочь тевтонская!

Элька знала, что подавляющее большинство жителей Альбиона, вне зависимости от возраста, социального положения и уровня образования, уверены, что за последние шестьдесят лет, прошедшие с момента окончания Второй мировой, в Германии со времен Гитлера ровным счетом ничего не изменилось. То, что Германия давно и до неузнаваемости изменилась и является демократической страной, английские журналисты предпочитают не замечать, старательно поддерживая глупые мифы, тиражируя расхожие клише и пичкая обывателей однотипными антинемецкими побасенками. Создавалось впечатление, что Англия по-джентльменски предпочитает закрывать глаза на свое собственное glory old times[14] беспощадное порабощение колоний, развязывание ради наживы короны и дельцов из Сити множества войн, подавление освободительных движений в Индии, Афганистане и Северной Ирландии, а также на совершенно некритичное отношение к роли Empire[15] при дележе мирового пирога, начиная с открытия Колумбом Нового Света.

Комиссарша швырнула профессора на кровать и грубым тоном, играя на его нелепых страхах и немецких комплексах, отчеканила, как можно более коверкая английский язык и подчеркивая свой тяжелый акцент:

– Эдвардс, тебе не повезло! Да, очень не повезло! Обещаю, что будет больно! Очень больно!

В комнату ввалился Луиджи, Элька обратилась к нему:

– Неси инструменты.

Молодой полицейский уставился в недоумении на Эльку, затем, сообразив, подмигнул и, отдав честь, заявил:

– Так точно, госпожа штандартенфюрер!

Профессор, дрожа на кровати, спросил:

– Что за инструменты?

– Мой дедушка служил в элитных частях СС! – доложила Элька. – А бабушка – в гестапо. Ну-с, приступим к пыткам!

– К пыткам? – взвизгнул профессор. – Нет, умоляю вас, госпожа штандартенфюрер, не надо! Давайте обойдемся без пыток!