Святой папочка

Говорили, что святого Лаврентия Великомученика казнили на раскаленных углях. И в середине казни он крикнул своим мучителям: «Переверните меня, с этой стороны уже все!» Вот такие истории нам рассказывали, и такими были те святые, которые за нами присматривали.

* * *

В конце мы брались за руки и молились за наших друзей, которые боролись с демонами, соблазнами и опухолью головного мозга. А после все те, кто обладал даром речи, открывал рот и разрушал речь до основания, под ноль, пока от нее не оставалась лишь груда грубых камней. И из них мы строили свою Вавилонскую башню до самой луны.

– Шам-а-лам-а-динь-динь-дон, – бормотал мальчик, сидящий рядом со мной и держащий меня за руку. Его ладонь сильно потела в моей. Каждую неделю я с беспомощным восхищением слушала, как разговор сидящих рядом со мной людей скатывается до бессвязного набора звуков. Всякий раз, когда я сама пробовала нечто подобное, меня охватывало смущение – казалось, что я пытаюсь засунуть два пальца в рот самой Английской Речи. Почему язык действует автоматически, задумывалась я, в отличие от всех прочих способов общаться? И зачем мне добровольно сводить на нет то, на овладение чем было потрачено столько времени! Обладай я более широким представлением о литературной технике, быть может, я бы разглядела возможности, которые даровала эта сцена, нашла бы в ней родственную связь с автоматическим письмом, или конспектированием, или тем, как поэты, бывало, собираются в круг и сидят при свечах, позволяя духам говорить их устами, освобождаясь от смысла, чтобы вновь его обрести. Но тогда я питала такое благоговейное почтение к словам, что мне казалось, эти люди рушат мой родной дом.

После собрания я выпила банку «вишневого пепси» и принялась бесцельно бродить в толпе, среди мальчиков, обсуждающих своих ручных змей, и девочек, с настойчивостью миллениалок сующих друг другу книжки. Анжела только что одолжила мне одну; в ней рассказывалось о группе людей, которые боролись за выживание в Конце времен [50], и когда они прелюбодействовали, у них из сосков сочилась черная слизь, портившая им одежду. Она заверяла меня, что книга просто кайф. Это слово мы тогда использовали чаще всего: кайф, говорили мы. Кайф.

Когда почти все ушли, я с болью в груди осознала, что мне предстоит просидеть целую ночь в черном кубе на лужайке перед домом. Вдоль улицы красовалась россыпь желтых лент, которые люди повязали на свои деревья в знак протеста против чего-то под названием «принудительное отчуждение», что в моих ушах звучало как еще одно имя Бога.

Моя сестра шла впереди, погруженная в транс человеческой и высшей любви, и, казалось, парила над травой. Мама ждала нас на тротуаре у дома, читая очередной номер «Профилактики» и поражаясь различным целебным свойствам всевозможных суперфруктов, до которых еще не добрались «Божьи Бананы». Я прошла мимо двух мальчишек, игравших в сокс; их навыки были отточены до поразительной остроты бесчисленными христианскими сканк-танцами. Они обсуждали свои планы по приобретению комодских варанов [51], если понадобится, незаконными способами.

– Они кайфовые, – говорил один из них другому. – Просто кайфовые.

Это слово стремилось расщепить человеческий атом, это слово заключало в себе собственное множество. Я слышала, что эти вараны живут на собственном необитаемом острове и вырастают такими огромными, что их практически можно считать отдельным биологическим видом.

Самый тугой, самый запутанный узел состоит из нитей, которые тянутся во все стороны. Когда Майкла Брауна [52] убьют в несколько милях от того места, где мы обычно собирались, я буду смотреть видео, изучать фотографии и узнавать тихий шепот ветра в кронах, отблески полуденного солнца на тротуаре, подвижные тени и углы знаков «Стоп». А полицейские под своими касками и бронежилетами будут похожи на мальчиков, с которыми я ходила в школу.

И когда я увижу, как улицу захлестывает бурлящий, могучий поток подростков, увижу их лица, повязанные платками для защиты от слезоточивого газа и подсвеченные фаерами на фоне американских флагов, меня захватит ужас и мысль: интересно, они тоже больны? Они ведь совсем недавно ловили рыбу, переходили вброд ручьи и играли в грязи. Их подвалы, должно быть, затапливали вешние воды. И когда они выступят против целого роя опасностей, я буду думать, знают ли они? Потому что мы – нет.