Святой праведный Феодор Ушаков. Изд. 5-е. 2010

«Господин адмирал! Мы полагаем, что бесполезно подвергать опасности жизнь нескольких сотен храбрых русских, турецких и французских солдат за обладание Корфу. Вследствие этого мы предлагаем вам перемирие на срок, который вы найдете нужным для установления сдачи этой крепости. Мы предлагаем Вам сообщить нам Ваши намерения по этому поводу, чтобы прекратить пролитие крови. Если Вы желаете, мы намерены сделать, если Вы не предпочтете предъявить нам Ваши. Дивизионный генерал Главный комиссар Дюбуа, Главнокомандующий французскими силами Шабо».

Ушаков задержал посыльных, послал шлюпку за Кадыр-беем и положил сроку для капитуляции 24 часа.

20 февраля на корабле «Святой Павел» вице-адмирал Ушаков, капитан Кадыр-бей, главный комиссар исполнительной Директории Французской Республики Дюбуа, дивизионный генерал Шабо подписали статьи о сдаче крепости.

Над крепостной башней были подняты русский и турецкий флаги, а Ушаков отправился в церковь совершить Благодарственный молебен.

За столом победителя

Ушаков попросил всех своих капитанов «помести по сусекам». Пригласил на прием Дюбуа и Шабо. Не хотелось в грязь лицом перед побежденными ударить. У него к ним во время осады была вражда, а сейчас появилось какое-то добродушие и даже нежное чувство: сдались все-таки. Ставил себя на их место и говорил твердо: «Нет, я бы не сдался». Но почему? Ведь губить людей бесчеловечно. Он военный и знает, что потери неизбежны. Его дело воевать. Но воевать разумно. Нет, он не сдался бы, потому что не допустил бы взятия Видо, сбил бы батареи у Мандукио и у церкви Святого Пантелеймона, не обозлил бы жителей налогами, притеснениями, грабежами. И дождался бы помощи извне.

Рассмеялся. Каков? Мыслит за французов. А они-то что сами думали? Вот и попытаем.

Французы прибыли вовремя. Дюбуа зашел первым и живо, обращаясь к Шостаку, который сразу переводил, про-журчал:

— Точность — вежливость королей, поскольку у нас королей нет, то наш генерал, — махнул в сторону Шабо, — считает точность обязательной для людей военных. Я с ним согласен.

Шабо хмуро взглянул на Дюбуа, кивнул Ушакову и добавил:

— Тем более это обязательное правило для побежденного.

— Ну, господа, — перебил их Ушаков, — давайте забудем о предыдущих ролях. Та пиеса завершилась. Сегодня встречаются коллеги, кои могут отвлечься от драматической постановки.

— Однако же, адмирал, разница в том, — перебил решительный Шабо, — что постановщиком этой пьесы были вы.

— Разница в другом, — строго добавил Ушаков, — погибло немало людей, которые могли остаться живыми.

— Не хотите ли вы сказать, — с вызовом спросил Дюбуа, — что нам не следовало сражаться, адмирал? Ведь мы же дали присягу.

— Нет, я хочу сказать, что вам следовало бы сдаться раньше. Ведь приезжал же Шостак еще в октябре… А впрочем, давайте пообедаем.

Ушаков пригласил гостеприимным жестом за стол. Дюбуа не заставил себя ждать и, воссевши на стуле, приценивающе оглядывал закуски. Ушаков поднял бокал.

— Выпьем, господа, за ваших родных и близких, что ждут вашего возвращения и будут рады видеть вас живыми, ибо жребий войны коварен и мог выбросить любые кости каждому из нас.

Французы молча выпили.

— Недурное вино. Русское? — поинтересовался Дюбуа.

— Нет. У нас, пожалуй, нет хороших вин. А горячее вино пришло к нам из Пруссии. Эта прусская водка вещь тяжелая. Я бы вас медовухой угостил, но здесь меду не достанешь. А французские вина лучше этого?

— О! — закатил глаза Дюбуа. — Прелестнее могут быть только молодые блондинки из Гавра, — комиссар захохотал, довольный своей шуткой. — Хотя, — поднял он палец, — некоторые и уверяют, что старые вина лучше, а я думаю, что вино должно быть не старше женщины. Те, кто думает, что вино пятидесятилетнее лучше вина двадцатилетнего, ошибаются. Вино хорошо в том возрасте, когда хороша женщина, — тоном знатока продолжал Дюбуа. — Дальше оно становится безвкусным, выцветшим, без букета, дряблым, с густым осадком — так же, как и женщина.

Ушаков несколько опешил от таких глубоких познаний комиссара, перевел глаза на Шабо и спросил:

— Скажите, генерал, сколько вы еще могли продержаться? И, если не секрет, в чем увидели основную опасность для себя?

— Какой тут секрет. Вы сами все это знаете. Во-первых, ваша морская блокада. Она была непроницаема, и это породило в гарнизоне неуверенность и даже страх. Во-вторых, вы правильно поняли, что Видо — наша главная защита. Взяв его, вы могли свободно расстрелять нас артиллерией морских кораблей. И третье — суша. Вы создали там ад для нас. Повстанцы, албанцы, батареи. Вы великий флотоводец и стратег, адмирал. За ваше здоровье!