Святой - Русский йогурт

- Разведенная! - Ветров опять уставился на убитую женщину. Стальная нить удавки приковывала его взгляд. - Муж - обыкновенный лох. Работал школьным учителем, потом подался в коммерцию и пролетел. Еле с долгами рассчитался... А Марина - женщина шикарная... - Он помолчал. - Была... Хваткая личность! Любому мужику фору давала. Голова шурупила, как компьютер. И тело у нее божественное... - Он глубоко вздохнул. - Вчера на празднике все самцы на нее заглядывались.

Излияния шефа поднадоели Баранову. Он не был сентиментальным и трупов видел предостаточно.

Мертвецы - предмет неодушевленный, иногда дурно пахнущий, иногда уродливый, представляющий сугубо профессиональный интерес.

Душевный трепет капитан испытал только один раз.

Выпускник школы милиции получил первое задание: прибыть в многоэтажный дом, выросший недавно на окраине города, вскрыть квартиру и произвести осмотр. Дежурный зарегистрировал звонок от жильцов дома. Две недели из квартиры не появлялся их сосед, а на лестничную площадку невозможно выйти из-за вони.

- Возможно, самоубийство! - предупредили Баранова, пожелав приятной встречи.

Тогда он не понял милицейского цинизма - защитной реакции на кровь и смерть, способа побыстрее сделать сердце черствым, невосприимчивым к страданиям других.

Капитан никогда не забудет, как дрожали поджилки, когда слесарь жэка топором снимал дверь с петель, как он читал сочиненную им же молитву, умоляя господа отложить испытание...

Самоубийцу - сорокалетнего холостяка - обнаружили в наполненной водой ванне. Он пролежал достаточный срок, чтобы впечатляюще распухнуть. Несчастный вскрыл себе вены. Потом следствие установило: из жизни мужик ушел на почве неразделенной любви и осточертевшего одиночества. Открыл кран с горячей водой, бруском заточил до остроты бритвенного лезвия обычный кухонный нож и исполосовал руки.

Самоубийца неплохо знал историю. Полки в квартире были заставлены книгами о деяниях древних греков и римлян. Он избрал способ самоумерщвления римских патрициев, прогневавших императора и решивших не дожидаться казни. Горячая вода делала уход практически безболезненным. Однако она ускоряла и процесс разложения тела.

Начальник отдела, пославший Баранова, выслушав по телефону рапорт, приказал достать тело, хотя эту процедуру обычно выполняли санитары "Скорой помощи". Он ломал в Марке психологический барьер, заложенный природой страх перед мертвой плотью.

Погрузив руки в зловонную жижу, Баранов соприкоснулся с покойником, его пальцы ощупывали тело, ставшее мягким, точно гриб-гнилушка. Мертвец колыхался в воде, словно удивляясь, какого дьявола надо живым от него, Схватив самоубийцу за волосы, Баранов потянул его на себя. Скальп чулком сполз с головы мертвеца, мохнатым мешком повиснув в трясущихся руках юного следователя.

Так и застали Баранова приехавшие санитары: столбом стоявшим в ванной комнате, тупо рассматривающим оголенный череп мертвеца.

- Отдай добычу, Чингачгук - Большой Змей! - отнял скальп привыкший ко всему санитар и сунул под нос следователю ватку, смоченную нашатырем...

Прозвище индейского вождя накрепко приклеилось к Марку Игнатьевичу, но происхождение прозвища помнили только старожилы управления. Молодежь считала: Баранов получил кличку за свирепость и хитрость - две главные черты характера старшего следователя.

С тех пор много воды утекло. Марк Игнатьевич заматерел. На трупы смотрел холодным взглядом профессионального сыщика, при необходимости мог даже голыми руками повернуть мертвеца, пусть даже превращенного в мясной фарш. Брезгливость мешала работе, была непозволительной роскошью, и Баранов от нее отказался.

Он был волевым человеком, считая, что незаслуженно обделен наградами, чинами и прочими почестями.

Злость Марк Игнатьевич срывал на подследственных, обожая вывернуть до хруста руку какому-нибудь пьянчужке, проходившему по "бытовухе". Поэтому же лично выезжал на задержания, снимая стресс неудовлетворенности безрассудным риском. Он мог броситься врукопашную, предводительствуя командой омоновцев, подняться в полный рост из укрытия, зная, что у противника есть ствол, совершить рейд по подворотням, разгоняя шпану.

Многие считали Баранова умницей и храбрецом, но еще больше сотрудников - патологическим садистом, нашедшим хорошую отдушину в следственном отделе.

Постепенно и бригаду он сколотил под стать себе.

Нахрапистые, неразборчивые в средствах парни души не чаяли в Марке Игнатьевиче. Команду Баранова метко окрестили "черной сотней", а он сам называл подчиненных "эскадроном смерти", найдя столь грозное определение в газетных репортажах из стран Латинской Америки.

Заместитель прокурора по надзору над следствием и правоохранительными органами однажды пригрозил Баранову привлечением к уголовной ответственности за превышение служебных полномочий и негуманное отношение к подследственным.

Грехов за Барановым числилось предостаточно.