Святой самозванец

Она тут же замолчала и прикусила губу, осознав, что забыла о статуях в салоне, об их погибших родных.

Франсиско бросил на нее презрительный взгляд. Что за легкомысленное высказывание. Теперь прощай статус «gente buena».

Луис допил свой бокал.

— К сожалению, моя красавица, большинство мексиканцев так бедны, что у них нет другого выхода. Или двигаться на север, или смотреть, как твоя семья умирает от голода, болезней или насилия, если занялась преступным бизнесом. А бизнесмены Соединенных Штатов, которые платят им за работу гроши, не желают ничего менять.

Он встал, Корал — тоже.

— Прошу прощения, — сказала она.

Луис кивнул.

— Уже поздно, Франсиско, Корал проводит тебя в твою комнату.

Шурша черной юбкой, женщина прошла вперед, решив исправить свою ошибку тем, что будет говорить по-испански. Она отступила в сторону и пропустила Франсиско в роскошную спальню с зеркалами. Наедине она заставит его разговориться.

— Por favor, рerdoname no debi haber hecho ese comentario[36], — извинилась Корал, когда закрылась дверь.

Она грациозно прошла через комнату и смело остановилась перед Франсиско, подбоченясь, сверкая глазами. Ей уже приходилось иметь дело с мексиканскими мужчинами, и она знала их страстный темперамент. Мужественность не имеет отношения к чести и достоинству; она имеет отношение к сексу.

Франсиско потрогал бусы у нее на шее, глядя ей в глаза, и произнес:

— Ni modo[37].

Очевидно, Франсиско не научили, что нельзя говорить ni modo. Корал улыбнулась.

— Tu solamente eres una putita gringa[38].

Хотя это было совершенно верно, его слова больно укололи ее.

Она плюнула в Франциско Мигеля, который стоял там, высокий, красивый и уверенный в себе мужчина, готовый справиться с опасными койотами, не то что с ней.

Ее плевок попал на сорочку. Он рассмеялся.

— Cusca! Шлюха.

— Chilito[39], — парировала она.

Он понимающе улыбнулся.

— Ошибаешься.

Франсиско вел игру, но Корал дрожала, думая о брачной ночи, которая разворачивается где-то в другом месте, пока она ведет перепалку с мужчиной, которому доводилось убивать. Почему Луис этого не понял? Потом ей пришло в голову, что Луис, наверное, хорошо знает, как жесток его родственник. Словно в подтверждение ее мыслей Франсиско взял в ладони ее лицо, посмотрел ей в глаза, а потом разорвал на ней прозрачную блузку.

— Oho! Que grandes[40], — сказал он, лаская ее.

— Come mi panocha[41], — парировала она.

Ее вульгарность достигла цели, так как Франсиско, расхохотавшись, поднял ее, швырнул на кровать и, обнаружив, что под юбкой у нее ничего нет, немедленно начал делать то, на что она напрашивалась.

Мэгги стояла в люксе отеля «Плаза» у розовых штор тройного окна гостиной и смотрела, как Сэм закрывает дверь за уходящим официантом. Она еще была одета в подвенечное платье. Мэгги бывала и раньше в роскошных домах: Росси, в опере Ла Скала в Милане, но никогда прежде не останавливалась в номере отеля с папоротниками в кадках, белым мраморным камином, отделанным золотом, и с элегантной мебелью времен Людовика-какого-то, она была в этом уверена.

Над ней висела люстра. Аромат цветов витал в воздухе.

Сэм пошел, протягивая руку.

— Миледи, ваш стол накрыт.

Мэгги улыбнулась, нервничая. Ей следует уйти отсюда.

Он подвел ее к креслу у маленького столика, накрытого для них: красивая скатерть, серебро и хрусталь, две высоких свечи, розы в хрустальной вазе. Мэгги рассматривала тонкие прожилки цветов, идущие по кругу бархатистые лепестки вокруг сердцевины каждой розы. Сэм разлил шампанское, пока она сидела в причудливом кресле.

— Беременной женщине пить нельзя, — сказала она.

— Ни глоточка? Это «Кристаль», лучшее в мире шампанское для лучшей в мире женщины.

Мэгги покачала головой, про себя повторяя слова, которыми надо сказать ему, что все кончено. «Сэм, мы расстаемся. Я хочу получить развод после рождения ребенка. Я ненавижу тебя».

— Ни глоточка, — ответила она.

Сэм подал Мэгги бокал с водой и начал снова.

— Как свет для глаза, как хлеб для голодного, как радость для сердца будем мы друг для друга, моя девочка.

Она молчала.

— Залпом?

Мэгги кивнула.

— Залпом.

Они выпили. Сэм поднял крышку на серебряном блюде. Стейк с картошкой для него. Для нее — окра, кукуруза, тушеный цыпленок, клецки. Сэм знал, как она соскучилась по южной кухне за годы жизни в Италии. Он заказал для нее этот пир поварам отеля.

Мэгги решила сказать ему все после ужина.

Пока они ели, играла нежная музыка. Она отказалась от «пьяной груши» на десерт. Потом Сэм встал, обошел вокруг стола и, не успела Мэгги заговорить, как он поднял ее на руки. Он все еще не снял смокинг.

— Подожди, — попросила она. — Сэм, я… я…

Он двинулся в спальню, но на пороге остановился.

— Проклятье, я забыл! — он поставил ее на пол. — Не двигайся. Это сюрприз.