Святой самозванец

Рядом, за руки взявшись, стоят,
Обручальные кольца на пальцах блестят.
Сегодня сбываются все их мечты,
Молодых поздравляют и дарят цветы,
Благослови их, Боже, и ты!

Они под руку вышли из церкви под звуки ирландских волынок, шестеро шаферов пытались оттеснить аплодирующих зрителей.

— Благослови нас, Мать, — крикнул кто-то.

У подножия лестницы Мэгги бросила свой букет, и болтушка-Шармина жадно поймала его. Банкета не будет, потому что Джесса нет.

Мэгги собиралась сказать Сэму, что между ними все кончено, в отеле, но выражение влюбленности на его лице вызвало желание вернуться обратно, снять платье и переночевать у Шармины. Однако лестница была забита людьми.

Какой-то старик, напугав ее, выскочил из толпы и поцеловал подол платья.

— Отец, оставь ее в покое! — приказал Сэм. Он отстранил старика, и пока Шармина застенчиво махала им вслед, поспешно усадил новобрачную в поджидающий «Роллс-Ройс».

— Черт возьми, что все это значит? — спросил Сэм, когда дверца захлопнулась. Он схватил ее за руку, потом поцеловал. — Ты выглядишь замечательно в этом платье, но я боялся, что они разорвут тебя на кусочки.

Мэгги не могла сказать ему о разводе здесь, в машине. Водитель услышал бы. Ей придется сказать ему в отеле, в конце концов.

— Ты когда-нибудь присутствовал на церковной службе, где все прихожане — чернокожие?

— Не могу этого утверждать.

Мэгги отвела глаза, думая о Джессе и о евангельских гимнах, которые они однажды пели вместе с Джессом на вилле на озере Маджоре.

— Не пытайся убедить меня, что так бывает всегда, Мэгги. За кого они тебя принимают?

Она сняла вуаль, откинулась на спинку и вздохнула.

— Понимаешь, они знают, что я была матерью Джесса.

Сэм хлопнул ладонью по сиденью.

— Мы не должны были возвращаться в Нью-Йорк!

— Нет, должны. — Мэгги огляделась вокруг и сделала вид, что удивлена. — Сэм, ты взял напрокат «роллс»! О, не надо было.

— Это организовали парни из «Молли Мэлоунз». Их свадебный подарок. Я знаю, что уже говорил это, Мэгги, но в ближайшем будущем могу действительно затоптать Феликса Росси насмерть за то, что он с тобой сделал. — Он выглянул в окно. — Посмотри на это безобразие.

— Все уже закончилось. — Мэгги окинула взглядом полный людей тротуар, в то время как «роллс» медленно тронулся с места. — Все закончилось. Джесса нет.

Сэм взял ее за манжету, расшитую бусами.

— Я знаю, что ты чувствуешь, но поверь мне. Твоя жизнь только начинается. Между прочим, ты очень красивая. Очень красивая. Сказать тебе, куда мы едем, Мэгги, моя девочка?

— Скажи. — Она уже знала.

— В отель «Плаза». На это ушло все, что у нас есть, но не беспокойся, я еще заработаю.

Сэм начал дело, внес первый взнос за дом и выложил последний десятицентовик на эту свадьбу, отказавшись от помощи Феликса. Ночью, когда она спала, он ускользал из дома, чтобы заниматься своей детективной работой. Мэгги позволяла ему выбиваться из сил. Сэм не знал, что все это ни к чему.

— «Плаза»? Боже мой, — произнесла она.

Когда лимузин отъехал, Сэм обнял ее. Мэгги не сопротивлялась, потому что то, что она увидела в боковое окно, было еще хуже — какая-то женщина тянула к машине сжатые ладони и во весь голос вопила: «Аллилуйя!»

Глава 10

В тот вечер в пентхаусе собралось добрых четыре десятка человек, все родственники Луиса: двоюродные и троюродные братья, дяди, двоюродные дедушки, племянники, двоюродные и троюродные племянники. Луис группами провожал их в салон, где стояли статуи. Когда мужчины возвращались, они выглядели растроганными. До этого дня они были работниками ферм, с обожженной солнцем кожей, поденщиками с мозолистыми руками, садовниками и офисными служащими, мелкими бизнесменами, полицейскими и студентами. Это были мужчины из семьи Луиса, которые приехали из дальних и ближних краев. Корал было ясно, что Луис доверял им свою жизнь.

И все же эта компания мексиканцев чем-то отличалась. Корал видела их семейную близость, но поведение казалось подчиненным некоему ритуалу, временами почти формальному по сравнению с подобными сборищами американцев.

Ее не удивляло, что, когда она проходила мимо, они мрачно смотрели на нее. Несколько человек улыбались губами, но не глазами. Это была та маска, которую, как заметила Корал, мексиканцы часто обращают к миру — личная стена между ними и посторонними, пока они не узнают, как ты вписываешься в порядок вещей. Выше ты или ниже их, друг или враг, плохо воспитан или хорошо? Пока не узнают, мексиканцы отгораживались непроницаемой стеной, на которой появляются колючки, если ты их оскорбил. А может быть, она просто вообразила все это.