Святой воин

Отец Бартимеус пристально изучает меня, словно некое заморское диво. Почувствовав, что лицо мое начинает гореть, я поспешно отворачиваюсь к окну.

– Эх, Робер, Робер. – Я еле различаю слова наставника, так тихо он говорит. – Держался бы ты от нее подальше. У Девы – судьба кометы, ей суждено появиться из ниоткуда, яркой вспышкой озарить нашу тусклую, унылую жизнь, ну а потом... Кто знает, что будет дальше?

– Не сомневайтесь, отец Бартимеус, – отзываюсь я сухо. – Я прекрасно знаю свое место и никогда в жизни не буду претендовать на руку принцессы, пусть даже незаконнорожденной!

При этих словах мое сердце словно хватают чьи-то стылые, влажные ладони, с силой сдавливают его, пытаясь смять в бесформенный комок. Я машинально тру левую половину груди и тихо добавляю, словно убеждая себя самого:

– Никогда в жизни.

– Вот и прекрасно, – замечает отец Бартимеус. – Вот и замечательно.

Я улавливаю некую заминку, словно священник хотел добавить что-то, но в последний момент удержался. Не знай я его так хорошо...

– Скажите, падре, что вы от меня скрываете?

– С чего ты это взял, Робер?

Я улыбаюсь одними губами.

– Вы сами учили меня чувствовать фальшь в чужом голосе. Упражнение «голубка», помните?

– Ты сам не знаешь, о чем просишь. – Наставник держится холодно, голос его ровен, как лед на реке.

– Думаю, я имею право на некоторую откровенность. В конце концов, кто как не я вскрыл заговор против Карла Седьмого Валуа?

Наставник дергает щекой, опускает глаза, несколько секунд раздумывает, затем встает из-за стола. Руки его скрещены на груди, голос сух, словно шелест песка:

– Ну да ладно. Что ты знаешь о некоей графине Клод Баварской?

Я молчу. Очевидно, сейчас прозвучит какая-то гадость, иначе с чего бы отцу Бартимеусу так хмурить лоб?

– Она помолвлена, – делится со мной наставник и тут же интересуется: – Отчего ты не спросишь – с кем?

– Ну и с кем? – с трудом выдавливаю я из себя. Во рту у меня мигом пересохло, в животе образовалась сосущая пустота.

– Со средним сыном герцога Баварского Фердинандом, маркграфом Бранденбургским!

Для меня слова наставника не просто новость, это настоящий удар под дых! Вообще-то, в этом нет ничего удивительного, у дворян принято заключать браки между двоюродными братьями и сестрами. Нет ничего странного в том, что жених оказался... И только сейчас я понимаю суть и размах закрученной комбинации. Наставник протянул мне недостающую часть головоломки, и теперь я вижу всю картину целиком! Мигом позабыв о расстроенных чувствах, я таращусь на отца Бартимеуса, как баран на новые ворота, а тот хмуро улыбается в ответ. Значит, Клод станет королевой Франции, а маркграф Фердинанд – принцем-консортом. Разумеется, барон де Рэ не получит ничего из обещанного. Как только этот вельможа заставит французскую армию и Генеральные Штаты присягнуть новой королеве, нужда в нем немедленно отпадет.

Бьюсь об заклад, сразу же после нашей победы подлые англичане, до слез расстроенные поражением в войне, отравят героя, а то и раскошелятся на наемного убийцу. Во Франции объявят недолгий траур, воздвигнут памятник, но уже через пару недель о несостоявшемся короле все позабудут. Итак, будущий брак Клод и Фердинанда – союз людей, равных как по положению, так и по происхождению. А ребенок их выйдет замуж или женится на отпрыске герцога Лотара Баварского, старшего брата Фердинанда. Получается, что уже через каких-то четверть века перед нами замаячит объединение французского королевства и герцогства Баварского в руках семейства Виттельсбахов? Что ждет все мелкие германские княжества, графства и баронства, думаю, понятно. Кто не захочет добровольно, тех присоединят силой. Красиво задумано, сплотить половину Европы под властью одной династии!

– Проект «Аквитания»! – шепчу я ошеломленно.

Был такой детектив, там коварные генералы-заговорщики мечтали силой объединить Европу. Да уж, с этаким исполином ничего не смогли бы поделать ни Англия, ни Испания, ни прочие страны!

– Ну вот, теперь ты полностью в курсе происходящего, – грустно замечает отец Бартимеус. – Стало ли тебе от этого легче?

– Мороз по коже, – убито признаюсь я. – Оказывается, на наших глазах решается судьба всей Европы, и мы в числе активных игроков. Дух захватывает, не дай бог ошибемся, тогда все, конец! Изменятся границы стран, судьбы народов пойдут иным путем. Да и нас, раз уж ввязались, не пощадят. И вовсе не из мстительности, а другим в назидание!

– Правильно сказал старик Экклезиаст, что во многом знании многие печали, – меланхолично замечает наставник. – Не солгал.

Однажды, давным-давно, римляне захватили Галлию, а Юлий Цезарь проницательно заметил, что вся она прекрасно делится на три части. Усмирив всяческих Астериксов с Обеликсами, знатные римляне понастроили здесь тысячи роскошных вилл, окруженных пышными садами и бассейнами. Шло время, затрещала под ударами варваров некогда могучая империя, а затем рассыпалась в прах, оставив после себя лишь восточную, православную половину. Потомкам гордых римлян пришлось перестроить виллы в укрепленные бастионы, так в Европе появились первые замки.