Святой вор

— Не так уж часто ты выступаешь как адвокат дьявола, — сказал Хью и горько усмехнулся. — Ладно, присматривай за этим парнем, а обвинить или оправдать его мы еще успеем.

Тело Альдхельма лежало в отпевальной часовне. Его уложили на одре, выпрямили конечности, закрыли глаза и укрыли саваном. Осмотрев мертвеца, Кадфаэль выяснил все, что мог. Не все белые крупинки в проломленном черепе оказались обломками кости, ибо монах обнаружил также белую каменную крошку и комочки земли, которые лишний раз свидетельствовали о том, что голову Альдхельму проломили тем самым камнем. Лицо мертвого пастуха прикрывала белая тряпица. Кадфаэль и Тутило стояли по разные стороны покойника и смотрели друг на друга.

Юноша был бледен, лицо его посерело от напряжения. Когда Хью отправился к аббату Радульфусу, дабы доложить ему о том, что они обнаружили и сделали, Кадфаэль намеренно увел Тутило с собой в часовню. Юноша молча исполнял все, что от него требовалось: принес воду и полотно, зажег свечи и не противился тому, чтобы находиться в присутствии покойника. Теперь, когда все было сделано, Тутило стоял неподвижно.

— Ты, наверное, знаешь, зачем этот человек шел к нам в аббатство? — спросил Кадфаэль, глядя в глаза юноши, золотистые даже в слабом свете свечей. — То есть что он собирался сделать, увидев всех братьев нашего ордена.

— Да, знаю, — промолвил Тутило, почти беззвучно шевеля губами.

— Ты знаешь, каким образом ковчежец святой Уинифред увезли из аббатства. Теперь это известно всем. Ты знаешь, что один из монахов подстроил эту пропажу и попросил Альдхельма помочь ему и что если бы не разбойники, то святая Уинифред попала бы в Рамсей. Как ты считаешь, следует ли нам искать этого монаха среди братьев из Шрусбери, у которых украли святыню, либо среди двух братьев из обители, куда ее отправили? И не следует ли обратить особое внимание на одного из них?

Тутило стоял напротив Кадфаэля, не опуская глаз, но не вымолвил ни слова.

— Вот лежит Альдхельм, который знал того монаха в лицо и мог назвать его имя. Но теперь у него нет голоса, чтобы заговорить. А ты как раз тогда шел той же дорогой, через переправу к Престону, откуда вышел он, и дальше в Лонгнер.

Тутило молчал, ничего не подтверждая и не отрицая.

— Сынок, — сказал Кадфаэль, — ты сам понимаешь, какой вывод напрашивается.

— Понимаю, — наконец вымолвил Тутило.

— Скажут, что это ты подстерег Альдхельма и убил его, чтобы он никогда не указал пальцем на тебя.

Тутило не стал отводить от себя обвинение в убийстве, говорить, что именно он сообщил шерифу о случившемся. На мгновение он перевел глаза на покрытое тряпицей лицо Альдхельма, затем вновь поднял их на Кадфаэля.

— Дело в том, что так не скажут, — сказал он наконец. — Не смогут сказать. Потому что я пойду к лорду аббату и к отцу Герлуину и сам расскажу, что сделал. Никого не надо, я сам укажу на себя пальцем. И отвечу за все содеянное, но не за убийство, которого не совершал.

— Дитя, — сказал Кадфаэль после некоторого размышления, — не тешь себя надеждой на то, что сможешь так просто отделаться. Найдутся такие, кто скажет, мол, ты использовал свое преимущество, зная, что тебя подозревают, а теперь из двух преступлений выбираешь менее тяжкое. Кто не предпочтет обвинение в воровстве и обмане, находящимся в юрисдикции церкви, тому, чтобы сунуть голову в петлю шерифа и отвечать за убийство. Так что в любом случае, молчи или признавайся, тебе придется туго.

— Неважно! — воскликнул Тутило. — Если я заслужил наказание, пусть кара падет на мою голову. Но как бы мне ни пришлось расплачиваться, я не позволю, чтобы меня обвиняли в убийстве честного человека лишь из-за того, что тот грозил мне разоблачением. И даже если меня обвинят в обоих преступлениях, что еще я могу сделать? Брат Кадфаэль, помоги, помоги мне поговорить с аббатом! Если ты испросишь у него аудиенции, он выслушает меня. Попроси также, чтобы пригласили отца Герлуина, покуда шериф здесь. Нельзя ждать до завтрашнего собрания капитула.

Тутило воодушевился и горел желанием исполнить задуманное. Насколько Кадфаэль понимал, юноша избрал наилучший путь — путь истины, ибо истина, которую даже в этих отчаянных обстоятельствах мог открыть юноша, способна была на многое пролить свет.

— Ты решил верно, — согласился Кадфаэль. — Но остерегайся оправдываться, прежде чем тебя станут обвинять. Говори, что должен сказать, без крику, и аббат Радульфус выслушает тебя, это я обещаю.

Ему хотелось надеяться, что то же самое он мог бы сказать и насчет субприора Герлуина. Возможно, об этом же подумал и Тутило, ибо в минуту искренней решимости по лицу его пробежала мгновенная кривая усмешка.

— Ступай за мной, — велел Кадфаэль.