Святополк II. Своя кровь

От волнения и еще не отпустившей горячки боя Святополк еле держался на ногах, его всего трясло, как безусого отрока, и на воеводином подворье его сводили с коня под руки. Но, оказавшись на твердой земле, он сразу потребовал:

- Проведите меня на стену! Хочу своими глазами узреть битву - стоит ли еще брат мой Владимир.

- Это опасно, князь! - попробовал увещевать его осторожный Путята Вышатич. - А ну как шальная стрела дострелит?

- Хочу видеть, стоит ли еще Владимир! - тверже повторил Святополк, и с ним никто не посмел спорить.

Вместе с уцелевшими дружинниками князь поднялся на стену. Тут толпились сторожи и некоторые из городского ополчения. В их числе Святополк узнал Яна Вышатича.

Пока поднимался на стену, Святополк напряженно раздумывал. Ему казалось, что если бы он не побежал, а остался и примкнул к переяславльцам, то объединенными усилиями можно было задержать степняков. Он приготовился увидеть, как братья Всеволодовичи завоевывают победу, которую иначе пришлось бы делить на троих. Но то, что открылось его глазам, заставило киевского князя замереть на месте.

Будучи в сердце боя, он не видел своего полка со стороны, но сейчас сразу узрел и узнал в прогнувшемся, почти разрезанном надвое левом крыле Мономаха свое собственное войско. Черниговцы отступали, теряя пленных, убитых и раненых. Многие присоединялись к головному полку переяславльцев, которые еще стояли, но чело их уже начало прогибаться. Здесь половцы применили свою обычную тактику - накатили волной, схлестнулись - и тут же ринулись назад и в стороны. Уставшие, одуревшие от сечи переяславльцы кинулись было за ними - и были смяты внезапно развернувшимися всадниками. Здесь не было врастающих в землю пешцев, и конные дружинники начинали бестолково крутиться на месте, пропадая поодиночке.

Святополк не поверил своим глазам, когда дрогнул и исчез в гуще всадников стяг Мономаха. Упал было стяг Ростислава, но вскоре поднялся снова. К тому времени уже стало ясно, что черниговцы разбиты, и оставшиеся в одиночестве переяславльцы дрогнули и побежали. Стяг Ростислава еще раз покачнулся - и больше уже не появился.

Половцы были всюду. Они кидались в погоню за убегавшими, одних секли, других ловили арканами. Собирали оставшихся без всадников своих и чужих коней. Сотни две вылетели к брошенному меж валами обозу и, забыв про бой, кинулись собирать добычу. Святополк застонал сквозь зубы, представив, как его любимую серебряную чашу для питья, его шубы и с позолоченной обложкой Псалтирь хватают и перетряхивают чужие руки. Торопясь награбить побольше, половцы наскоро запрягли волов, покидали захваченное добро всех трех князей на телеги и погнали их в степь - туда же, куда уже отогнали коней и полон.

Новая страшная сеча вспыхнула на топком берегу Стугны. Одни сразу бросались в воду, плыли, держась за гривы коней; другие, кто не успевал последовать за остальными, задерживались, вступая в безнадежную схватку. Отроки - охрана князей и бояр - защищались до последнего; потом уже стало ясно, что лишь единицы из них сумели избежать смерти или плена.

За боем на берегу Святополк наблюдал с особым чувством. Было это почти в полуверсте от городских ворот; несмотря на острое зрение, князь не различал лиц отдельных дружинников и бояр и не мог узнать, удалось ли Владимиру Мономаху и Ростиславу добраться до воды. На волнах качались темные пятна - плывущие люди и кони. Они боролись с полой водой, с волнами у берега, с топким дном, с изредка долетающими стрелами степняков. Некоторые скрывались в волнах. Святополк заметил, как конь сбросил всадника. Тот начал тонуть, к нему бросились, возникла заминка, но было слишком далеко, и он так и не смог понять, кто был утопающий и удалось ли его спасти.

Больше всего на свете Святополк хотел знать, где Владимир Мономах, жив он, погиб или попал в плен. Мстительная радость и облегчение от исчезновения сильного соперника сменялись горечью и тревогой за жизнь двоюродного брата и опытного воина. Киевский князь знал, что если Мономах жив, он точно так же надеется на его смерть, но совсем не тревожится за его судьбу.

Наконец половцы смяли последних защитников переправы, но лезть в бурную реку не решились и, постреляв немного по плывущим людям, повернули вспять. - Князь, князь, пора!

Кто-то осторожно потрепал Святополка по плечу. Он с усилием выпрямился, разжимая сведенные судорогой кулаки, окинул взглядом своих людей. Яна Вышатича на стене уже не было, зато нашелся Данила Игнатьевич. Боярин-богатырь был легко ранен в голову, шелом криво сидел на пропитавшейся кровью повязке, но глаза горели прежним огнем.

- Пора, княже! - сказал он. - Поганые сейчас пойдут на город!

Ворота уже затворили, и городская дружина с ополчением торопливо выставляла на стены котлы с горящей смолой и кипятком. Внизу, у ворот, гремел голос Яна Вышатича - киевский тысяцкий командовал трепольцами. Большая часть уцелевшей Святополковой дружины пополнила местное ополчение.