Святослав

— Да разве я только это сделал? Сколько раз рисковал я собственной жизнью из-за него! Сколько сокровищ прислал ему из Азии и Египта!.. Даже этот дворец он построил на мое золото. Я мог бы стать самым богатым человеком в империи…

— Я знаю, Иоанн, что взял у тебя Никифор. Но разве ты не богаче сейчас, чем он?

— Это правда, — согласился Иоанн и положил руку на плечо Феофано.

— Что же у вас произошло? — спросила она.

— В прошлом году, — начал Иоанн свой рассказ, — когда Никифор был в Азии, он тщетно пытался, но не мог взять Антиохию. Тогда, оставив меня у стен, он велел, не разрушая Антиохии, осадить город. И я, как дурак, стоял под Антиохией мало не год и морил ее жителей голодом. А тем временем подходит с войском патрикий Петр, разбивает стены, берет приступом город и сжигает его.

— Ты ошибся, Иоанн, — сказала Феофано, и в темноте послышался ее смех. — Ты должен был взять город внезапно, силой…

— Но ведь я выполнял волю императора, — оправдывался Иоанн. — Кто же из нас тогда дурак — он или я?

Феофано не ответила на его вопрос и тихо промолвила:

— Многое приходится делать внезапно, брать силой.

— Именно так и сделал сегодня Никифор, — заметил Иоанн. — Совсем неожиданно силою василевса он лишил меня в одно мгновение звания доместика схол и велел выехать в Армению.

— Сила побеждает силу, а ты победил Никифора, — прошептала Феофано.

— Да, за все, что он мне сделал, я имею право его убить. Но сейчас еще рано. В Кесарии за мной стояли войско и полководцы. В Константинополе у меня только один друг — ты…

— Не все делается сразу, исподволь ты соберешь сторонников и в Константинополе.

— Он повелел мне выехать из Константинополя.

— Никифор позволил тебе остаться здесь, ты только не сможешь посещать Большой дворец.

— Феофано! — прошептал он. — Если ты мне поможешь, я отыщу дорогу не только во дворец, но и до самого неба. Я люблю тебя так, как никого никогда не любил, и, если его не станет, я положу к твоим ногам всю Византию.

Феофано промолчала, перебирая тонкими пальцами его волосы.

— Напрасно ты думаешь, — тихо промолвила она, — что и сегодня Византия не моя. Пустые слова, что ею управляет Никифор. Я управляю им… и Византией. Но мне этого мало. Наступило время, когда империя должна управлять всем миром. А Никифор не может этого сделать.

— Кто же, Феофано, может это сделать?

— Ты, вместе со мной. Можешь не торопиться. Мои люди стоят у стен гинекея.

Иоанн Цимисхий покинул Буколеон перед рассветом тем же путем, каким попал в него. Евнухи, сторожившие в сенях гинекея, вывели его потайным ходом к западной стене Буколеона. Там Иоанна ждали несколько легионеров. Вместе с ними он направился по оврагу на север, далеко обогнул Ипподром, вышел к юго-западным стенам Большого дворца и очутился в городе. Там бояться было уже некого.

Феофано не спала. Она лежала с закрытыми глазами в своей опочивальне, усталая, бессильная, но удовлетворенная и счастливая.

Много могла бы рассказать опочивальня василиссы ромеев, где сейчас лежала Феофано. Если бы вещи могли говорить, то выложенный из белого каррарского и зеленого фессалийского мрамора, расписанный порфиром, серебром, золотом и мозаикой потолок, пол, напоминавший цветник, и увешанные иконами стены кричали бы и стонали от того, что им довелось увидеть.

И все-таки эти стены не видели и не знали всего, что делала Феофано. В слабом, призрачном свете нового дня, что просачивался сквозь завешенные окна опочивальни, Феофано вспоминала, как паракимомен Василий дал ее свекру, императору Константину, яд, который готовила она сама, как вместе с Василием они подсыпали яд и ее мужу, императору Роману, как вместе с тем же Василием и еще несколькими полководцами, их соучастниками, венчали на престол Никифора…

Василевс Никифор! О, Феофано надоел этот увалень, который забыл, как нужно держаться в седле и который проводит больше времени перед иконами, чем на золотом троне! И он еще помышляет о покорении Азии, Болгарии, Руси?! Нет, не о таком императоре мечтала Феофано!

Ее выбор давно уже пал на Цимисхия. Любовь? Нет, Феофано не любила и его, как не любила никогда и никого, — ей просто нравилось, что Иоанн статен и ловок, он — Феофано видела это собственными глазами — мог, разбежавшись, перепрыгнуть через шесть лошадей.

Феофано давно уже решила убить Никифора, императором должен быть Иоанн. Она только не знала, как это сделать. Паракимомен Василий? Нет, ему было опасно отравлять третьего императора.

Феофано помышляла еще об одном. Ее начинал беспокоить постельничий Василий, который был ее сообщником в отравлении двух императоров, а теперь должен помочь убить третьего. Такой сообщник был опасен: он слишком много знал — его следует убрать.

Когда в опочивальне стало светлее, Феофано встала, пошла к тайнику в стене, раскрыла дверцы и вынула оттуда яд, приобретенный у египетских купцов. Яд действовал мгновенно и предназначался паракимомену Василию.

9

Поздно вечером Георгий Сурсувул с несколькими бондами и небольшой дружиной примчался в Преславу. Они были покрыты пылью, измучены, у Сурсувула зияла на лбу рана.