Святослав

— А если принудите императора ромеев выступить против вас со всем своим войском, то погибнете здесь все и некому будет даже уведомить Русь о вашей гибели…

Когда толмачи перевели слова протовестиария и епископа воеводам, те переглянулись, перекинулись несколькими словами, и воевода Свенельд сказал:

— Напрасно вы, василики, всуе призываете Бога и совсем уже напрасно грозите князю и воям нашим. Теперь послушайте нас. Если вы пришли говорить о любви и мире, будем про это и говорить — мы хотим и любви, и мира. Но коли мир, то настоящий — сами ромеи позвали нас сюда, по их вине произошла здесь сеча. Пусть император даст нам дань на всех воев, живых и убитых… Если желаете мира и любви, уходите навеки из Болгарии; князь Святослав с воями своими тоже согласен уйти за Дунай. Если же ромеи не покинут Болгарии, не дадут дани, не выкупят пленных, то мы пойдем вперед, поставим свои шатры у самого Константинополя и покажем, что мы не жены, не дети, которых можно запугать, а храбрые вой, побеждающие врагов оружием. И пусть тогда ром ей не сетуют, а переселяются в Азию…

Василики не знали, что ответить воеводам князя Святослава. Дали дары воеводам и князьям — золото и паволоки — и вернулись в свой стан.

Вечером они явились снова перед станом князя Святослава. На сей раз они везли с собой другие дары — меч и щит императора Иоанна.

— Быть по сему! — сказал князь Святослав. — Заключим мир!

8

Феофано своего добилась: для беседы с нею в Софию прибыл император Иоанн. Он явился не один, а с проэдром Василием. К собору они подошли поздно вечером через сад Большого дворца, где их никто не мог увидеть, и приблизились к северным воротам. Этериоты расступились перед ними…

Служителям храма, видимо, было известно, что кто-то придет из Большого дворца, и службу в этот вечер не правили. Софийский собор высился среди площади, темный, огромный, точно гора. Темно было и внутри собора, куда зашли император и проэдр. Кое-где ровным пламенем горели свечи, но казалось, что они не излучают света.

Император и проэдр, вступив в собор, быстро шли по каменному полу, за ними шагали этериоты. В соборе было пусто, эхо шагов звучало в темных переходах, билось в конхах, повторялось в высоких куполах, наполняло весь собор.

Проэдр еще в детские свои годы пел в хоре мальчиков с девичьими голосами и знал в совершенстве все закоулки этого огромного храма. Он уверенно шел вперед и только на мгновение остановился у двери перед лестницей, которая вела в катихумений. Там, при свете нескольких свечей, стояли, скрестив копья, два великана-этериота. Увидав императора и проэдра, они мгновенно расступились. Проэдр первый ступил на мало-освещенные ступени, следом тяжело поднялся император, за ним — этериоты. У покоев катихумения проэдр остановился и дал дорогу императору, этериоты остались с проэдром.

Император Иоанн стал на пороге. Феофано ждала его в ярко освещенном многими свечами уголке. Пользуясь тем, что в покоях была ризница василисс, она нарядилась, как надлежало августе. На ней была яркая, сиреневого цвета туника, на плечах красное корзно, на шее и высокой груди сверкали золото и камни, только на голове не было диадемы.

И что говорить: даже здесь, в мрачном катихумении, среди пыли и плесени, ее стройный, словно выточенный из мрамора стан, упругая грудь, страстные губы, темные, блестящие глаза — все было пленительно прекрасно.

Но любовник Феофано, ныне император Иоанн, увидав ее, не пошел вперед. Это, казалось, был уже не тот Иоанн, которого она знала: те же глаза, в которые она смотрела когда-то, — и не те, те же губы, которые ее целовали, — и не те.

Феофано невольно коснулась рукой своей груди — неужели за это короткое время она так изменилась, неужели она не прежняя Феофано, перед которой трепетали, при виде которой сходили с ума? Все, и Иоанн в том числе.

— Иоанн! — вырвалось у нее горячо, страстно, маняще.

Что-то похожее на улыбку появилось на его лице. Он пошел вперед и, как усталый человек, тяжело опустился в кресло недалеко от Феофано.

— Неужели все это правда? — зашептала она и подошла к нему ближе. — Я так тебя любила, ты тоже клялся мне в любви. Подумай только, что смогла свершить наша любовь? Ты — император! Приветствую, поздравляю тебя! Но неужели ты забыл меня, Иоанн?

— Ты очень упряма, — начал он, — если заставила прийти к себе василевса ромеев.

Феофано пыталась шутить:

— Если меня не пускают к императору, пусть он придет ко мне.

— Хорошо, — и он пренебрежительно махнул рукой, — ты звала меня, я пришел. Чего же ты хочешь от меня, Феофано?

— Меня удивляет, — вспыхнула она, — как можешь ты об этом спрашивать? Неужели ты не понимаешь, чего я хочу?

— Чего ты хочешь, я понимаю. Но почему ты, Феофано, очутилась здесь, в этом катихумении? Почему ты не на Проте?

— А как я могла там оставаться? — быстро заговорила она. — Я думала, что ты выслал меня на Прот потому, что этого требовал патриарх, и тогда не винила тебя. Но сейчас патриарха Полиевкта уже нет,…

— Скажи лучше, Феофане, кто тебе помог бежать с Прота? — прервал ее император.