И князю Святославу казалось, что вместе с плеском дунайских волн к нему долетел далекий отзвук родной земли. Он словно слышал голоса князей — своих предков, голос отца Игоря, матери Ольги и многих и многих людей Руси:
«Покарай его, Святослав!»
Он вздрогнул и схватился за меч. И долго смотрел в отворенное окно, на темные воды Дуная, обвел взглядом светлицу, увидел на столе хлеб и соль, но не мог вспомнить, когда и кто это поставил.
— Пусть рассудит небо, кто из нас виноват! — крикнул князь Святослав. — Боги! Помогите мне свершить праведный суд над братом!
Поздно ночью князь Святослав с Улебом вышли за город, на берег Дуная. За ними следовало двое воевод. Все четверо отошли подальше от стены, так, чтобы никто не мог их слышать. Воеводы остановились, а братья-князья прошли еще вперед.
— Так, Улеб, — сказал Святослав. — Раньше я только догадывался и колебался, а сейчас знаю все… Вот земля, вон месяц, будем говорить только правду.
Над Дунаем тем временем уже поднялась луна; большая, полная, похожая на огненный круг, она висела над левым берегом, освещала громады ромейских кораблей, золотой дорожкой отражалась в воде, играла в прибрежной волне.
И в этом неверном красноватом свете Улеб увидел, куда привел его брат: они стояли на круче над Дунаем, вокруг только песок да вода, темные очертания двух воевод едва виднелись вдали.
— Зачем ты привел меня сюда?! — испуганно воскликнул Улеб. — Что ты задумал, брат?
— Слушай, Улеб, — ответил на это Святослав, — не замышлял я ничего против тебя и не хотел бы замышлять… Однако ныне мне и дружине все про тебя сказали болгарские боляре, показали и письмо к Цимисхию. Ты подписал его, Улеб?
Можно ли ночью, при лунном свете, различить на лице у человека краски? Но в эту минуту князь Святослав увидел, что лицо Улеба стало мертвенно-бледным. Сверкали и горели только глаза.
И князь Улеб понял, что все, о чем он мечтал, к чему готовился, уже известно князю Святославу и его дружине и что они, русские вой, не простят ему содеянного.
Но он хотел жить, он искал спасения и потому попытался защищаться:
— Ты напрасно меня обвиняешь, Святослав… Я никого не убил и не поднял меча против русских людей, а только вижу, что здесь, в Доростоле, нас всех ждет смерть. Мне жаль людей. Разве не страшно так умирать? Калокир показал мне письмо к императору Иоанну, в котором говорится о мире, почетном мире, о жизни для всех людей как тут, в Доростоле, так и там, на поле. Я подписал это письмо — не меч, но мир.
— О, император ромеев, — сказал Святослав, — был бы очень доволен, получив это письмо! Ты жалеешь наших людей и не хочешь крови? Но сколько крови пролилось бы, если бы мы жалели собственную кровь?! Ты — против меча и стоишь за мир? Но чего стоит тот мир, о котором говорит враг, чтобы тебя усыпить и убить?! Не мне и не тебе, Улеб, судить, что будет после нас, но знаю: когда-нибудь люди вспомнят пролитую нами кровь и заклеймят тех, кто изменил нашему делу… В эту ночь я повелел покарать смертью вероломных боляр…
— Ты хочешь убить и меня?
— Нет, я не хочу тебя убивать, хотя твое злодеяние больше, чем их. Однако негоже убивать киевского князя, как татя. У тебя есть меч, поступи так, как наши вой, когда не хотят отдаться в руки врагу. Учини суд над собой…
Улеб пал на меч. Это была единственная правда, которую он совершил на земле.
И тогда, как почудилось Святославу, стало очень тихо: ветер дул, но как-то бесшумно, Дунай катил волны, но без плеска, звуки доносились только со стороны темной громады Доростола — печальное пение. Это болгарский патриарх Дамиан со своим причтом правил заупокойную над погибшими язычниками-русами. Да еще в стане ромеев слышались конский топот и бряцание оружия. Но и эти звуки были приглушенные, неясные, как во сне.
Бездыханное тело Улеба лежало среди этого безмолвия на холодном песке. Опершись на меч, стоял князь Святослав. В отдалении темнели фигуры воевод.
— Воеводы! — позвал Святослав. — Идите ко мне!
И тотчас все проснулось: прилетел из-за реки ветер, заплескалась волна на Дунае, воеводы подошли к Святославу. А впереди них ложились долгие темные тени. Эти тени покрыли и лежащее на песке тело князя Улеба.
— Воеводы! — промолвил Святослав. — Князь Улеб погиб, ибо не пожелал сдаться врагу. Его убили ромеи…
Он поглядел на воевод и увидел их бледные, окруженные сверкающим серебром шлемов лица, а они — измученное лицо своего князя.
— Вражда наша закончилась, — сказал князь Святослав, — Улеб покарал себя за содеянное. Ибо нет на земле большего злодеяния, чем измена родной земле…
Князь Святослав помолчал и долго смотрел сквозь голубую ночь на левый берег Дуная, на косы, отливающие желтым блеском под лучами луны, и на леса, что стояли на страже по небосклону.