Святослав

Неудивительно, что среди императоров ромеев было так много никчемных, неспособных. Начиная от Юстиниана и до конца империи их было пятьдесят девять. Среди них попадались умелые полководцы, кое-кто занимался и наукой. Но большинство из них — развратники и пьяницы, бездарности или звери в человеческом облике: они убивали друг друга, резали, отравляли, топили, залили Соломонов трон кровью.

И Константинополь был не так богат, как кое-кому казалось. Императоры приходили и уходили, и после каждого из них уменьшались богатства Византии, ее золото и серебро раздавалось, раскрадывалось. Для того чтобы устроить прием в какой-либо из палат, приходилось уже собирать паникадила, ковры, посуду из других палат. Облачения императора, его сановников, чиновников, духовенства давно уже были в весьма плачевном состоянии. Недаром посол франкский Лиутпранд писал своему королю об «убогой пышности» Большого дворца.

И сейчас, в то время как княгиня Ольга странствовала по Константинополю, император Константин не раз призывал к себе эпарха города — Льва, паракимомена Василия, великого папию и советовался с ними, как принимать княгиню Ольгу, через какие залы следует ее проводить, в каких палатах угощать, чтобы она, избави Боже, не узнала правды о дворце императоров.

9

И наконец восьмого сентября 957 года царевы мужи известили княгиню Ольгу, что император Константин на следующий день примет ее с купцами и послами в Большом дворце.

Девятое сентября! В своей келье, загибая палец за пальцем, княгиня Ольга подсчитывала, сколько же дней прошло с того времени, когда она со своими лодиями остановилась на Суде. И не только дни — надо было считать и ночи, которые росли, удлинялись вместе с тревогой, печалью и возмущением княгини Ольги.

Но она молчала, терпела, ждала. Императора Константина, говорят мужи, нет в столице, император приехал, но болен… Солнце вставало над Перу и садилось в голубые воды Пропонтиды; в Суд приходили и опять уходили корабли из разных земель; только лодии русской княгини все стояли там и стояли, а в сердце ее нарастали отчаяние и обида.

Но она ждала не напрасно! Девятого сентября, завтра, княгиня Ольга будет в Большом дворце, увидит императора, будет говорить с ним…

Для приема княгини Ольги была назначена Магнавра — Золотая палата, в которой обычно принимали иноземных царей и послов. За тем, чтобы Магнавра была достойно убрана, следил великий папия,[101] все диэтарии[102] во главе с примикарием,[103] десятки ламповщиков, уборщиков. Несколько дней и ночей они мыли и натирали мраморные полы, наливали масла и оправляли фитили в кадилах на стенах и в паникадилах, висевших под куполом.

В условленный час Магнавра сияла. В углу ее, на высоком, покрытом темно-багряными коврами помосте, стоял большой, отлитый из серебра, позолоченный и украшенный эмалью и инкрустациями Соломонов трон — для императора, пониже — кресло для соцарствующего императора Романа II, еще ниже — золоченые, покрытые пурпурной тканью кресла для семьи императора.

В Магнавре не могли вместиться все приглашенные на прием члены сената и синклита,[104] а потому часть их стояла в приделах, отделенных от палаты высокими арками. В восточном и северном приделах теснились хоры из святой Софии и церкви святых Апостолов, но арки этих двух приделов были завешены — певчим запрещалось видеть василевса.

Час приема близился. В Орологии[105] уже было полным-полно сановников, патрикиев, чинов кувиклия;[106] одни из них, собираясь группами соответственно рангам, беседовали между собою, другие, поважнее, сидели на лавках и незаметно дремали. Они ждали, что вот-вот из-за завесы палаты появится папия, даст знак входить…

Но папия не входил. Уже в его приделе — первом слева от входа — диэтарии приготовили кадило, уже пахучий дымок пробивался из-за завесы в палату, но серебряные двери покоев императора были закрыты, два кувикулария возле них стояли безмолвно, неподвижно.

Императоры Константин и Роман одевались. Это была сложная церемония. Диэтарии принесли из кладовой придела святого Федора большие сундуки с царским одеянием — девитиссиями, мантиями и ларцы с венцами. Когда диэтарии вышли, безбородые евнухи начали одевать императоров…

На этот раз император Константин заставил себя долго ждать. Уже все сановники — евнухи, патрикии, высшие чины гвардии — стояли позади и по обеим сторонам трона, жались друг к другу и старались не шевелиться, уже папия — который раз! — в своем приделе раздувал и раздувал кадило, певчие, стоявшие за завесами, обливались седьмым потом, а императора все не было.

Наконец среди напряженной тишины, царившей в Золотой палате, послышались шаги множества ног из южного придела, примикарии диэтариев широко распахнули серебряные двери, и император ромеев Константин, а за ним соцарствующий Роман появились на пороге.

За завесой послышалось мелодичное пение хора Софии:

Многая лета венценосному императору…