Святослав

— Когда? — задумался паракимомен. — Думаю, что скоро. Мы известим княгиню Ольгу, когда император сможет ее принять и говорить с нею… Ведь княгиня остановилась там, где и все послы, — на подворье Мамонта?

Стоя под фонарем у ворот Большого дворца, княгиня посмотрела на безбородое лицо улыбавшегося паракимомена и направилась к колеснице.

11

Василеве Константин, хоть и говорил о своей болезни, на самом деле был вполне здоров. И когда русская княгиня покинула китон, он вышел из покоев в сад над морем.

Там и нашел его паракимомен Василий, который, проводив княгиню, вернулся в китон убедиться, что император уже спит, и, не найдя его там, поспешно прошел в сад.

— Я вижу, императора сильно встревожила беседа с русской княгиней, — тихо произнес паракимомен, приблизившись к императору и кланяясь ему.

Константин оторвал взгляд от сверкающей поверхности моря, над которым, склоняясь к горизонту, плыла большая красноватая луна.

— Ты прав, — ответил император, — зто беседа с княгиней очень меня встревожила. Я думал, что княгиня Ольга простая, непросвещенная женщина, а она умна и хитра.

— Неужели княгиня может настолько подняться над своим диким народом?

— Боюсь, — оглянувшись по сторонам, прошептал император, — что мы не знаем этого народа. Русь, как мы думаем и утверждаем повсюду, — многоплеменный варварский народ, рабы, убогие эллины, не знающие военного строя. Но почему же они уже не раз заставляли содрогаться нашу империю? Ведь их князья Олег и Игорь стояли вон там, — он простер правую руку и указал в темноте на Перу и Галату, — под самыми стенами Константинополя. Откуда сей гиперборейский[119] ветер?

Паракимомен посмотрел в ту сторону, куда указывал император, и плотнее укутался от холодного ветра в свой плащ.

— Но теперь там сидят не Олег с Игорем, а женщина… княгиня Ольга, — смеясь, сказал паракимомен Василий.

— Женщина эта не лучше своих князей. Те шли с мечом и копьем, она же хочет воевать словом.

— Разве княгиня сказала нечто неприятное или обидное императору?

— Она ничего не сказала, но спросила меня о наших городах над Понтом и еще про Саркел, который будто мешает Руси на пути к Джурджанскому морю, она завела речь о торговле в Константинополе и о Климатах. Еще она приглашала меня и молодых императоров вместе с дочерями моими приехать в Киев, где у нее есть два сына… Сфендослав, Гузлеб…

— Княгиня и в самом деле хитрая и дерзкая женщина, — согласился паракимомен. — Но на такие дерзкие речи у нас найдутся и ответные слова.

— Я, как мы уговорились, ничего ей сегодня не сказал. Нужно знать, что думает твой враг, но не спешить, выбрать подходящее время.

— Что ж, — хищно засмеялся паракимомен, — княгиня получила сполна все, что ей полагалось. Надеюсь, сегодня она не будет спать — ей есть о чем поразмыслить и над чем призадуматься. А чтобы она и впредь не спала много дней и ночей, я сказал ей, что мой император еще встретится с нею.

— Она просила меня об этом.

— Она просила, император, и будет ждать. Это очень упрямая женщина… Но уже близка осень, в Понте и сейчас страшно, а что там будет через месяц?

— Ты сделал все, как мы условились?

— Конечно, император, — ответил паракимомен. — Все сделано, как мы условились. Василики[120] наши давно выехали к печенегам с дарами, а те уж встретят княгиню у моря или у Борисфена.[121]

Император вздрогнул, почувствовав, как дохнул со стороны моря свежий ветер.

— Я хочу отдохнуть, — сказал он.

— Пора, император, пора, — взял его под руку паракимомен.

12

Паракимомен Василий проводил императора в опочивальню, побыл там, пока Константин раздевался и ложился, после этого постоял у дверей опочивальни, прошел по коридорам Большого дворца, где на всех поворотах стояли вооруженные этериоты, и возвратился в парк, где только что был с императором.

Большой дворец теперь спал; спал весь Константинополь; красноватая громадная луна медленно опускалась в море, словно тоже хотела уснуть; тихо шелестели, навевая сон, ветки; сонные волны устало бились о берег.

Только Василий не имел права спать. Он был паракимоменом — постельничим императора. Когда император просыпался, постельничий уже его ждал; когда император входил в Золотую палату, паракимомен шел впереди него; когда император спал, постельничий охранял его покой. Он, и только он, обязан был быть первым другом и помощником василевса.

И в то же время не было, должно быть, во всей Римской империи человека, который ненавидел бы императора Константина так, как его паракимомен Василий. Именно об этом он и думал, оставшись в полном одиночестве в саду над Пропонтидою.

Постельничий Василий считал себя не менее достойным быть императором, чем Константин, у них был один отец — Роман I, Константин был братом Василия.

Но Константин был императором, его называли Порфирородным, ибо он родился в Большом дворце, в Порфирной палате, матерью его была императрица, жена Романа I.

Мать же Василия была рабыней-славянкой, она прислуживала императору Роману, когда он был в походе в Болгарии, отдала ему душу и тело, родила сына Василия.