Святослав

Один князь Святослав, казалось, не готовился к пиру. Он вошел в палату, когда там собралось полным-полно людей, в белом платне, с накинутым поверх красным, отороченным черной узкой каймою корзном. Никаких украшений, только тяжелая усерязь-тройчатка в левом ухе с двумя жемчужинами и рубином да красные сафьяновые сапоги с загнутыми носами – вот и весь его наряд.

Когда князь с сыновьями вошел в палату, все затихло.

– Что же вы умолкли? – громко спросил князь.

Мужи новгородские нашлись, как ответить князю Святославу.

– Желаю на тя пити! – промолвил Михало.

– Пей! – сказал князь и взял со стола доверху налитую красным вином чару.

Княжьи слуги зазвенели уполовниками, бегая между столами и наполняя чары вином и медом.

– Чего же не пьешь? – спросил князь, видя, что Михало держит в руках свою чару, но не пьет.

– Не могу я из такой посудины пить, – промолвил Михало.

– А из какой хочешь? – засмеялся князь, указывая на столы. – Есть чары, а есть корчаги… Выбирай, тысяцкий…

– Хотел бы, князь, выпить на тя из братины, да с тобою вкупе. – И Михало указал на большую серебряную братину с двумя ручками. – Ты почнешь ее, а я уж докончу, князь?

– Налейте! – сказал князь.

Одному из слуг, чтобы наполнить братину, пришлось набрать уполовников десять. Князь Святослав взял ее в обе руки. Все в палате примолкли, и князь среди этого безмолвия поднес братину к устам, не переводя дух, выпил половину и подал посудину Михалу.

– Пей! – промолвил князь.

Но у Михала был суровый, новгородский нрав.

– Не могу, – решительно сказал он.

– Почему не можешь? – грозно нахмурясь, спросил князь, и в палате, где до сих пор было шумно, наступила напряженная тишина.

– Ежели ты, князь, – промолвил Михало, – выпил на нас, новгородцев, половину, то мы хотим выпить на тя всю братину.

– Смелый ты человек, – громко засмеялся князь Святослав, – люблю таких! Пей, Михало, полную братину… И чтобы так пили вовек!

Тысяцкий Михало подождал, пока ему долили в братину несколько уполовников, поднес ее к устам и с трудом, правда, с передышками, но выпил до дна.

И тогда зазвенели кубки и чары. Воеводы, бояре, купцы киевские, мужи новгородские, выпив за князя, налили снова, пили без здравниц, потому что пить еще за кого-нибудь после князя было негоже. В сенях заиграла музыка – несколько медных труб, свирели, цимбалы и бубны.

Загомонила, зашумела многими голосами палата, казалось, сюда со двора ворвался свежий, теплый ветер. Хвала богам и князю – после долгих страдных дней тихо в городе Киеве, в землях мир, враги далеко, можно вволю есть и пить, можно не опасаться за свою жизнь и за жизнь детей, – слава, слава князю Святославу, князю киевскому Ярополку, древлянскому князю Олегу, новгородскому князю Владимиру!

Князь Святослав, сидя с сыновьями за столом, слышит эти крики, но хмель не берет его. Чуткий, точно охотник в засаде, сидит, задумавшись, князь Олег. Ярополк смотрит на мужей в палате, словно кого-то ищет, искоса поглядывает на брата Владимира – и до крови закусывает губу.

Князь Святослав чувствует, что не все ладно между его сыновьями, но утешает себя мыслью, что причина тому одна -молодость. Покуда молод, в жилах бурлит кровь, и разве не был когда-то он сам таким же? А минует молодость – и братья почувствуют, что они одного рода, мир и согласие воцарятся между ними.

В палате запели. На помост, где обычно сидел князь, выходили юноши и девушки, пробовали, кто дальше вытянет, выходили вдвоем, втроем, вчетвером и пели, чтобы звучало на один голос, становились по углам палаты и перекликались на разные голоса.

Но это были не те песни, которых жаждала услышать душа князя Святослава.

– Позовите Баяна! – попросил князь.

А тот уже шел из Людной палаты между рядами расступившихся перед ним бояр, седой, все еще статный, мужественный Баян, в белой одежде, с гуслями'в руках.

– Спой нам, Баян! – попросил князь.

Баян остановился, низко поклонился князьям, но с места не тронулся.

– Знаю, Баян, – молвил, улыбаясь, Святослав. Баяну налили кубок, он выпил его до дна, вытер усы.

– Спасибо, князь, а дружине слава!

Он сел перед князем на помосте. В палате стало тихо, точно на Днепре перед рассветом. Баян коснулся рукой струн – и, казалось, зарокотала волна прибоя…

– Гей, поведаю я, братья, простыми словами про землю Русскую, трех братьев – Кия, Щека, Хорива – и сестру их Лыбедь и о многих князьях наших да о всех людях Руси, гей, гей!!

И под эти слова, под тихий рокот звонких струн князь Святослав задумался, вспоминая далекое прошлое, представляя будущее…

Но почему так грустно сейчас князю Святославу, почему так бьется его сердце, так болит душа?

Позади недолгая, но трудная жизнь, да иной жизни он не хотел и вряд ли принял бы. Впереди большой ратный труд, может быть, и смерть, но и этого он не боялся: так должно быть, он не отступит от него вовеки.

И все– таки ему хотелось среди трудов и брани, среди жизненных невзгод стать свободным, как ветер, человеком, пожить хотя бы недолго, но так, как все, и любить, как все, -об этом он мечтал всю жизнь…