Святослав

Стояла ночь. Лев-диакон, как и все, ехал куда-то среди кромешной тьмы, время от времени вместе со всеми наталкивался на отряды всадников, мчавшихся неведомо куда, или на пеших воинов, которые спешили на юг…

От них он слыхал, что русские вой, убив тысячи ромеев, взяв тысячи пленных, продвигаются вперед. Подобно другим-, диакон Лев приподнимался на стременах, смотрел назад, в глубину темной ночи, и по спине его пробегал холодок.

На другой день, поздно утром, диакон Лев добрался до Ад-* рианополя и узнал, что незадолго до этого туда прибыл со свитой император Иоанн. В черной, покрытой грязью, перепоясанной веревкой рясе, с перепуганным, бледным лицом, горящими, воспаленными глазами, диакон Лев, конечно, и думать не смел подступиться к императору Иоанну…

Однако ему удалось поговорить с некоторыми приближенными к императору особами, в частности с Иоанном Куркуа-сом, начальником метательных машин, который хотя и не покидал Адрианополя, но имел достоверные сведения обо всем, что произошло накануне. Подвыпивший Иоанн, не таясь, откровенно признал, что их войско на равнине разбито наголову. Но добавил, что диакону лучше не упоминать об этом в своей истории, не то он сам попадет в такую историю, из которой вовек не выпутается.

В тот же день на окраине Адрианополя, под стройным кипарисом на берегу реки, диакон Лев, усевшись на травке, извлек подаренную ему императором еереряную чернильницу, развернул свою историю и записал:

«У нас, говорят, в сей битве, кроме многих раненых, убито было пятьдесят пять человек, а всего более пало коней. Но у скифов более двадцати тысяч человек погибло…» [8]

Написав эти строки, диакон Лев спрятал чернильницу, отер вспотевший лоб и надолго задумался.

Задумаемся же над этими строками истории диакона Льва и мы, читая их через тысячу лет.

6

После жестокого поражения на болгарской равнине ромей-ское войско не могло остановиться ни по пути, ведущему через Адрианополь к Константинополю, ни у Филиппополя, ни в Месемврии, где двигались угры и печенеги. Подобно буре, вырывающей с корнем деревья, подобно туче, что неумолимо надвигается и обволакивает все вокруг, рвались вперед вой Святослава, и рассеянные таксиархии ромеев не могли их остановить.

В Адрианополе, в доме патрикия Феодора, где уже останавливался император и собирал своих полководцев, идучи на рать, он велел противестиарию Мануилу позвать к себе полководца Варда Склира, его сына Константина, патрикия Петра, начальника метательных машин Иоанна Куркуаса и стратигов Фракии и Македонии.

Император гневно порицал их за то, что они якобы не выполнили его приказ и выставили малые засады во время боя на равнине. Они же будто бы были повинны и в том, что не сумели удержаться в Пловдиве и прочих городах, из-за чего войска день и ночь отступают и сейчас.

Полководцы молчали. Сами они ничего не решали, а только выполняли волю императора. Но они не обвиняли и его -Иоанн руководил всеми битвами согласно точной византийской науке, при помощи которой они побеждали в Италии и Азии. В поражении ромеев виновны были только вой Руси и их князь Святослав, который вел бой не так, как предвидел император и его полководцы, и совсем не так, как они бы того хотели.

Вот почему полководцы молчали, только подвыпивший Иоанн Куркуас заметил:

– А ведь до Константинополя рукой подать… Император грозно посмотрел на него и на всех.

– Неужели мы допустим, чтобы Русь вторглась в пределы Византии? Неужели и на этот раз они станут со своим свирепым Святославом под стенами нашего священного города?

– Не допустим! – закричали испуганные полководцы. – Веди, император, на бой!…

– Мы укрепимся, – воодушевился император, – на равнине близ Аркадиополя, а впереди себя во всех лесах поставим засады… Немедленно пошлем переодетых лазутчиков к Агато-полю и за Родосту. Пусть они убивают и грабят местных жителей – выдавая себя за русских – и тем озлобят их против Святослава. Наш долг – не допустить его к Константинополю. Ты, Иоанн Куркуас, поставишь в Аркадиополе метательные машины и уничтожишь русов греческим огнем…

Император Иоанн кончил бы еще не скоро, если бы у дома не остановился гонец из Константинополя, которого все узнали по виду: гонцы императора носили легкие шлемы с длинными страусовыми перьями.

Став на пороге, гонец упал ниц, вынул из потайного кармана свернутый пергамент и протянул протовестиарию, а тот подал его императору, после чего гонец быстро удалился.

Император собственноручно сорвал печати и развернул пергамент. Сделав несколько шагов вперед, к окну, где было светлее, он внимательно прочитал послание.

Но что случилось с императором? Что было написано в пергаменте? Император с притворно безразличным видом прочитал, положил пергамент на стол, потом поднял голову и поглядел на полководцев. Но это был уже не тот император, который только что кричал о победе и обещал вести их на бой. Император вдруг побледнел, взгляд его блуждал, руки – это заметили все полководцы – дрожали.