Читаем Святослав полностью

– От Бога, – отвечает священник. – Все от Бога: князю – венец, слава и честь, воеводе – свое, боярину – свое, и черные люди сотворены такожде Богом. И почему это тревожит тебя, княгиня? По делам его каждому воздаст Бог.

Княгиня Ольга смотрит на образ Христа, перед которым горит свеча, и в глазах ее появляется кротость и покорность.

– Молись, княгиня, – слышит она тихий, но властный голос священника.

Она становится на колени.

– Молись, – говорит священник. – Он защитит тебя и за щитит Русь.

Княгиня Ольга начинает бить поклоны.

– И окрести их, – долетают до нее слова пастыря. – Приведи их к Богу истинному, пусть он защитит богатого и убогого, перед его судом все равны.

– Не могу, – отрывает она голову от холодного пола. – Сама я уже христианка, верую в Отца, Сына, Святого Духа.

– И вокруг тебя много христиан, – говорит священник. -Уже сто лет в Киеве стоит, как звезда над миром, наша христианская церковь. Тут почиет митрополит Михаил, который прибыл сюда из Болгарии. Есть церковь наша и в Новгороде.

– Ведаю, – смотрит Ольга на образ Христа, – и знаю, что идет Христос по Руси, но повергнуть кумиры и крестить моих людей не могу, ибо несть числа тем, кто живет в старой вере, хочет старых обычаев. Боюсь я их.

– Молись за то, чтобы сияние Христовой веры скорее снизошло на них. Ты много сотворила, княгиня, утверждая власть на земле. Утверди же и веру их в Бога. Молись, молись, княгиня, – говорит священник, и лицо его сурово.

Он сам становится рядом с нею на колени. За окном мерцают звезды; близко, словно стараясь заглянуть в княжескую светлицу, колышутся ветви; перед иконой горит и оплывает крупными каплями свеча.

<p>ГЛАВА ТРЕТЬЯ</p><empty-line></empty-line><p>1</p>

Внук Анта Добрыня служил гриднем в дружине киевской княгини. От земляков-любечан, которые часто приезжали в Киев, он скоро узнал о смерти старейшины-деда и только ждал случая, чтобы побывать дома.

Случай этот представился очень скоро. В землях дальних полными властелинами были и взимали уроки с людей князья, поставленные Киевом. Они брали себе свое, часть отсылали в Киев. В близких же землях – Полянской, Древлянской, Северской – урок брали как местные князья, так и княгиня Ольга: над Днепром и Десною в поле, в лесах стояли ее знаки, были свои княжьи дворы, куда она посылала собирать уроки мужей с дружинами. С одной из таких дружин и отправился в город Остер Добрыня, а там отпросился у сотенного и очутился в Любече.

В лодии, на которой купцы из Киева ехали в далекий Новгород, приближался взволнованный Добрыня к Любечу, где он родился, провел юные годы, где прожил свою жизнь его дед Ант, где оставались родители его и сестра Малуша.

Издалека увидел он дымки над берегами Днепра, узнал горы, кручи, леса, которые исходил вдоль и поперек, а позже увидел и темное пятно над обрывом – жилище в родном дворе.

Как только лодия зарылась носом в песок, Добрыня соскочил на берег. Купцы поплыли дальше, а он взбежал на крутой берег и пошел через луг, направляясь к городищу.

Никто не вышел из землянки навстречу Добрыне, настежь были раскрыты ворота в загоне, даже пса не было видно на дворе. Только конь, низко повесив голову, стоял на старом валу, словно о чем-то упорно думал.

Добрыня торопливо пробежал по двору, рывком распахнул дверь, вошел в землянку.

– Гей, кто тут есть? – крикнул он в полутьму.

– А кого ты ищешь, добрый человек? – отозвался голос из глубины.

Посреди землянки еле-еле тлел очаг. При его слабом свете Добрыня разглядел знакомый помост, человека, лежавшего головой к огню, бородатое его лицо, заспанные, какие-то равнодушные глаза.

– Я – Добрыня! – крикнул он.

– Сын! – закричал тогда и Микула. – А я думал, это Бразд или Сварг.

Отец поднялся с помоста. Добрыня увидел Висту, спавшую там же, и Малушу. Они проснулись, вскочили, подбежали к нему.

– А почему ты ждал Бразда или Сварга, отец? Микула безнадежно махнул рукой:

– Погоди, сын, расскажу! Все расскажу! Вот давай сядем к нашему очагу и поговорим. А ты, Виста, – обратился он к жене, – приготовь нам поесть, принеси меду. Там, в медуше, осталась еще одна корчага.

Но ни Виста, ни Малуша не слышали, что говорил Мику-ла. Мать и дочь одинаково восхищенным взглядом смотрели на сына и брата своего Добрыню, касались руками его белой свиты с серебряными застежками, широкого пояса, меча… Только когда все было ими осмотрено, Виста бросилась готовить еду. Малуша же не отходила от брата, а когда он сел, устроилась с ним рядом.

– Вот и не стало отца Анта, – начал Микула, подбрасывая дров в очаг. – Пошел на ловы, а нашел стрелу от печенега в поле.

– Похоронили его по закону? Тризну справили?

– Да, Добрыня, похоронили его как следует. Вышел весь Любеч, весь род… И тризну справили. А после тризны меня едва не убили.

– Кто?

– Братья мои – Бразд и Сварг.

– За что?

– А вот за это. – Он развел широко руками, показывая на стены, помост и очаг. – Когда окончилась тризна и все ушли, тут, возле очага, остались Сварг, Бразд и я. И они сказали, что мы должны поделить все достатки после отца, и поделили, а потом стали требовать у меня золото, серебра и чуть не убили…

– И ты им все отдал?

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза