Святослав

– Я слышала, – произнесла княгиня, – как ты тут без меня творил суд и правду, знаю, что ты ездил далеко в поле. У меня сердце облилось кровью, когда услыхала, что ты был ранен. Но ты, я вижу, здоров, силен. Что ж, сын, хорошо. Теперь ты знаешь, остер ли печенежский меч. И про Асмуса я слыхала. Доброго дядьку потеряли мы, вечная ему память…

Однако не только это интересовало княгиню Ольгу.

– А еще что ты делал летом, сын? – спросила она. Святослав посмотрел на мать. Он понял, что этот вопрос княгини – стрела, выпущенная из лука, и попробовал перехватить ее на лету…

– Еще я очень беспокоился о тебе, мать. Как ты ездила? Скажи!

Она поняла, что сын отвел ее первый удар, и решила, что так, пожалуй, и лучше.

– В далекие страны я ездила, – ответила она, – и видела так много, что, должно быть, и не перескажешь. Ехала я туда, как ты знаешь, с великою надеждою, но от надежды той теперь ничего во мне не осталось. Лживы и жадны ромеи, надо мною они посмеялись, хитрят с нами, хозарами, болгарами и всеми языками…

– Значит, надо их бить, – сказал Святослав.

– А кто поведет рать на брань? – спросила княгиня.

– Я поведу Русь против Византии! – запальчиво крикнул он. Она посмотрела на него теплым материнским взглядом.

– Может, и настанет такое время, что ты поведешь Русь против Византии. Но днесь я сижу на престоле, знаю, как тяжко живется нашим людям, затем и ехала к ромеям, чтобы напомнить императорам про давний наш мир, сказать, что мы и сейчас хотим жить в добре и любви… Разве, сын, если враг лют, мстителен и злобен, нужно только рубиться с ним? А почему не поговорить с ним ласково, с любовью? Вот каган хозарский помирился с ромеями, взял в жены дочь императора…

– Пускай хозарский каган и целует цареградскую царевну, -не сдержался Святослав, – но киевским князьям эти царевны не пара.

Княгиня Ольга грустно покачала головою.

– Это ты напрасно говоришь, Святослав. Породниться с императором ромеев, у которого пять дочерей, Киевскому столу было бы очень хорошо, и я, признаюсь тебе, говорила об этом императору Константину.

Он смотрел на нее широко раскрытыми глазами.

– Но императоры ромеев, – быстро продолжала она, – носят гордыню в своем сердце, они считают нас эллинами и дикарями, и потому Константин ответил, что христианская вера запрещает императорам родниться с нами.

Нечто похожее на радостный возглас, но вместе с тем и на вздох вырвалось из груди Святослава.

– Благодарение богам, – воскликнул он, – что я до сих пор не стал христианином, теперь-то я уж и подавно им не стану!…

– Но я, – продолжала мать, – нашла девицу не хуже дочерей императора Константина и привезла ее сюда, в Киев… Ты видел ее, угорскую княжну?

– И что же? – не понял ее Святослав.

– С уграми у нас давно мир, и если мы укрепим его браком, то умножим наши силы…

– Так, значит, – задыхаясь, прохрипел он, – это ты привезла мне жену?

– Так. Предслава должна стать твоею женою.

– Нет, – схватившись за голову, сказал он, – этого никогда не будет, не может быть, мать…

Она подошла к нему ближе и положила руку ему на голову.

– Ты забыл, Святослав, что я – твоя мать, – произнесла она, -и, как мать, должна печься и пекусь ныне о твоей судьбе…

– Я знаю, – возразил он, – что ты моя мать, ты – княгиня и хочешь найти мне хорошую, достойную жену. Но я не могу взять в жены угорскую княжну, потому что люблю другую, не царевну и не княжну…

– Знаю про то, – ответила княгиня Ольга.

– Что ты знаешь?

– Все знаю, – тихо сказала княгиня. – Про тебя, Малушу и про то, что она непраздна…

– Откуда ты знаешь? Кто тебе сказал, мать?

– Не все ли равно, кто сказал, – у самой глаза есть, вижу… Княжич Святослав продолжал смотреть на мать, ждал, что еще она скажет. Но она молчала, – должно быть, ждала, что скажет сын.

– Зачем ты это сделал, Святослав? – наконец спросила она. И вдруг уже не с упрямством, а совсем иначе, взволнованным голосом, идущим от сердца, Святослав сказал:

– Да ведь люба мне Малуша, как солнце, земля, как ты, мать, ведь люблю я ее…

Княгиня Ольга чувствовала, знала, что сын ее говорит правду, что любит он Малушу так, как любят только один раз в жизни, но вынуждена была ответить:

– Неужто ты думаешь, что у меня нет сердца? Неужто считаешь, что я не люблю тебя? Нет, Святослав, я люблю тебя и желаю тебе только добра. А потому скажи: ныне ты княжич, землями правлю я, но чувствую себя плохо, старею, слабею и скоро уж окончу свой земной путь – кто же тогда сядет на стол Киевский?

– Не говори об этом, мать!