В 946 году дружина великого князя Святослава вышла на поле, где ее ждало войско древлян. Рядом с маленьким князем ехали воевода Свенельд и кормилец Асмунд.
По обычаю, битву начинал князь. Любопытно, что, невзирая на подчеркнутое малолетство Святослава, с этого момента его называют не княжичем, а именно князем и воспринимают соответственно. Если кто-то и видел наследника в Глебе — на страницах летописи мнение это не отразилось. Для абсолютного большинства русов князем был первенец Игоря и Ольги, и только он.
Воеводы вложили в детскую ручонку копье, направленное в цепь древлянских щитов. Святослав толкнул его — копье упало перед конской мордой. Малышу было четыре года… Но обычай был соблюден. Над полем и сходящимися полками грянул клич:
Князь уже начал! Дружина, за князем!
«И победили древлян. И побежали древляне…».
Так мы в первый раз видим Святослава — еще малыша, но уже на коне, впереди дружины, с копьем в руке. Словно про него строки древней былины «Волх Всеславич»: «Гой еси, сударыня матушка! Не пеленай меня во пелену черевчату, не пояси в поясья шелковые, пеленай меня, матушка, в латы булатные, а на буйну голову клади злат шелом». Словно про него в «Слове о полку Игореве»: «Под трубами повиты, под шеломами взлелеяны, с конца копья вскормлены».
Впрочем, чему дивиться? Это в те времена араб Ибн Русте писал: «И когда у одного из русов рождается сын, он кладет ему на живот меч, и говорит: «Я не оставляю тебе никакого имущества, кроме того, что ты завоюешь этим мечом»». Не былина, не сказка — сообщение дотошного современника-путешественника. Наверно, и Игорь так же положил на розовый животик сына холодную полосу серой стали с выбитым именем мастера «Славимир» и сказал положенные древним обычаем слова. Начиналась жизнь. Для руса, в особенности для князя это значило — начиналась война.
И особенно верно это было для Святослава.
Вряд ли Святослав помнил отца. Почти сразу после рождения его увезли на север, в варяжский Новгород — подальше от кишащего византийским и хазарским золотом Поднепровья. Может, даже не в сам Новгород, а на глухой хуторок в лесных крепях по соседству. Наследник, единственный (тогда) сын престарелого государя — таким не шутят. Почувствовал ли что-нибудь четырехлетний мальчик, которому сообщили о смерти отца?
Но сейчас речь не о том. Речь о самом наследнике Киевского престола, подраставшем в северной глуши. Как Тезей на Пелионе. Как Артур в Калидонских лесах.
Рядом с Тезеем был мудрейший из кентавров, богоравный Хирон. Рядом с Артуром — Мерлин, чародей, друид, плод любви человеческой женщины и одного из Князей Ночи.
Рядом со Святославом был дядька Асмунд.
В общем-то, необычного в этом не было. Ничего. По всей Европе — и не только по ней — знатные мальчики росли в семьях дружинников отца. Чтоб не размякали у материнской юбки, в сюсюкающей круговерти мамок-нянек. Зачастую и простые люди усыновлялись при живых родителях дальней родней. Во-первых, затем же — чтоб не балованные росли. Плохо, когда над мальчиком чуть не до бороды хлопает крыльями наседка-матушка, которой, в общем-то, плевать, будет ли у рода воин и труженик, лишь бы кровиночке тепло-сытно-безопасно было. Можете считать за это предков дикарями, и пусть ваше превосходство поможет вам, когда вас в собственном доме унизят потомки покорной добычи тех «дикарей». Во-вторых, для пущего единства племени. Для рожденного в одном селении, выросшего в другом, все племя становилось семьей, вся земля племени — домом. Ни поднять руку на сородича, ни погрязнуть в устройстве личного гнездышка — и гори синим пламенем все остальное, —
Самого Игоря воспитал Вещий Олег. Знаменитый Добрыня вырастил младшего сына нашего героя. Можно немало рассказать и о кормильце Ярослава Мудрого — воеводе с выразительным именем Блуд. И было бы очень обидно ничего, кроме имени, не знать об Асмунде. В летописи он едва упоминается, и это, согласитесь, досадно. Ведь не мог же воспитатель, почти отчим такого князя, как Святослав Храбрый, быть заурядным, неприметным человечком!
Поэтому так привлекает одно любопытнейшее предположение, выдвинутое археологом и писателем Андреем Никитиным. Вообще-то гипотезы этого человека подчас бывают пофантастичнее романов его однофамильца Юрия Никитина, но много среди них и ценных находок.