Святослав, князь курский (СИ)

Стояла тихая летняя ночь, теплая и даже душная, но беззвездная, с затянутым темными тучами небом, как бывает перед дождем, нарушае-мая лишь изредка далеким глухим уханьем филина, мышкующего на лесистых окраинах Новгорода и время от времени пугающего своим уханьем запоздалых путников, ночных татей да беззубых старух, стра-дающих бессонницей, заставляя их мелко креститься. Да, в Новгороде стояла ночь. И князь Святослав, намаявшись за длинный до бесконечно-сти день с непонятливой челядью и горлопанистыми новгородскими людишками, в очередной раз требовавшими суда над его дружинника-ми, будто бы беспричинно побившими сына старосты Людиного конца, крепко спал в своей опочивальне. Спал в обнимку с княгиней Марией, разметавшей невидимые пряди золотых волос по лебяжьего пуха по-душкам. Князю снилась сеча то ли с половцами, то ли с Мономашичами — трудно понять в быстроменяющемся калейдоскопе расплывчатых лиц и событий, когда в ворота теремного забора кто-то настойчиво начал стучать.

Полусонный страж, стоявший, опершись на древко копья у ворот, долго не хотел открывать узкое сторожевое окошко, обитое для пущей прочности кованой железной пластиной, чтобы узнать, кого это принес-ло в ночную пору и что ему надобно во дворе князя. Однако стук не смолкал, и стражу пришлось, чертыхаясь и на чем свет стоит кляня ноч-ного гостя, открыть окошко.

— Кого это нечистая принесла? Ночью честные люди, все добропо-рядочные христиане спят, только вампиры, вурдалаки да ночные тати по ночам и шастают, пугая честной народ.

Но, услышав, что стучатся люди посадника Якуна, сменил гнев на милость, ворчать перестал, хотя для порядка и спросил:

— Что надобно вам в ночную пору? Светлого дня подождать, что ли, не могли?

— Так беда не ждет! — последовал короткий ответ. — Отворяй скорее калитку, пока еще жив вместе со своим князем.

В словах говорившего неподдельная тревога, но страж, верный на-казу десятского, открывать небольшую калитку в воротах не спешил.

— Обождите чуток. Надо десятнику доложиться… ему решать, — пробурчал страж, сгоняя с себя дремоту и неторопко направляясь к старшему караула. — Без него никак… Порядок — есть порядок…

— Смотри, чтобы поздно не было!.

Пока воротный страж препирался с посланцами посадника Якуна, десятский Фрол, огромный, как медведь-шатун, разбуженный стуком, сам спустился вниз. Так что идти за ним воротному ратнику не при-шлось.

— Что за шум, а драки нет? — недовольным и скрипучим спросонья голосом строго спросил он.

— Говорят, что от Якуна… — поспешил доложить причину ночного шума страж. — Стучатся… Бают: беда князю грозит…

Не расспрашивая больше стража, Фрол подошел к окошку и о чем-то недолго обменивался словами со стучавшимися людьми.

— Впускай! — кратко отдал он распоряжение после недолгих пере-говоров. — Да бди во все глаза! Дремать даже и не думай, если не хо-чешь стать короче на голову. Я сейчас тебе для подмоги еще народу пришлю.

Повозившись некоторое время с засовами, надежно запиравшими толстую дубовую калитку в левой створке ворот, страж впустил на кня-жий двор около двух десятков пешцев, с ног до головы закутанных в темные одежды и едва различимых в ночном мраке.

Десятский Фрол повел ночных пришельцев в княжеский терем, а страж стал запирать вновь на все засовы калитку. Вскоре к нему, как было и обещано, подошло еще трое товарищей-ратников из числа кур-ских дружинников, переведенных князем в детинец, недовольно вор-чавших со сна и поеживавшихся от ночной прохлады.

Не успел десятский Фрол с людьми посадника Якуна скрыться от взора воротного стража, как окутанный дремой княжеский терем, рас-плывчатой громадой возвышавшийся в ночи, начал просыпаться. Было видно, что то тут, то там, разрывая ночной мрак, в проемах окон и сен-ных переходах тревожно мечутся с места на место трепетные огни фа-келов — сразу понятно: спешно бегали, исполняя княжеские распоряже-ния, слуги и челядинцы, одевали ратное снаряжение дворцовые дру-жинники и отроки.

— Что случилось? — спросил хрипловато и недовольно Святослав постельничего Ярмила, настойчиво стучавшего в дверь княжеской опо-чивальни, одновременно с вопросом торопливо ища дланью на ощупь рукоять меча, всегда оставляемого им у изголовья одра.

В святом углу, у киота с темными иконами, хоть и горела лампад-ка, но света от нее было так мало, что он не мог рассеять ночного мрака в опочивальне, только слабо и тускло освещал суровые лица святых угодников. Потому князю и приходилось все делать на ощупь: и меч искать, и в одежонке разбираться, чтобы случайно порты на голову не потянуть вместо рубахи.

— Беда, князь, — последовал ответ Ярмила. — Прибыл кум твой, по-садник Якун, с братом и чадами. Молвит, что новгородцы сговорились живота тебя лишить. Вот-вот ударят в набат… Бежать надо! Спасаться! Иначе быть беде. Ох, грехи наши тяжкие…

Князя потянуло было зевнуть, широко, с потягом всего тела, но по-следние слова постельничего остатки сна безо всякой зевоты как рукой сняли.