Наконец запели трубы, загремели кимвалы. Катафракты поскакали на фланги, а в центре построилась пехота с мечами, позади – лучники и пращники. По сигналу императора войско двинулось на русов. Стрелы и дротики, взмывая из задних рядов над головами меченосцев, смертоносным градом обрушивались на варваров.
Завязалась рукопашная. Ряды сражающихся смешались. Закованные в броню катафракты безуспешно пытались взять в клещи пешую рать Свендослава. Наглухо закрыв фланги от конницы длинными щитами, русское войско стремилось расчленить на разрозненные отряды вражескую пехоту. Видевший это Цимисхий то и дело посылал в центр подкрепления. Но русы с яростным ревом бросались на свежие силы ромеев, и поле брани устилали все новые трупы.
Мало по малу дружина Святослава теснила войско Цимисхия; когда измученные многочасовой битвой ромеи дрогнули, император понял, что настал решительный миг, и приказал трубить к наступлению. Застоявшаяся в запасе конница во весь опор понеслась на русов, и они не выдержали страшного удара, в стене щитов образовались бреши, ряды воинов сломались и началось отступление.
Быстро втягивались отряды Свендослава в открытые ворота крепости, пока последний воин не скрылся в них. Конница столпилась перед стенами города, затем прянула назад, уходя от стрел и камней, летевших с укреплений.
Цимисхий не заметил, как село солнце. Только теперь, когда по полю протянулись бесконечные тени от рассыпавшихся по нему всадников, он обратил взгляд к западу и увидел стремительно уходящий за хлебное поле багровый край светила. Казалось, оно тоже напиталось кровью, обильно пролившейся на эти мирные нивы. Иоанн вознес горячую молитву Владычице небес и святому Димитрию, даровавшим победу. Видя коленопреклоненного императора, возвращавшиеся с битвы воины пели победные гимны и восхваляли самодержца.
Повелев раздать участникам сражения награды и вино, Цимисхий уединился в шатре с ближайшими советниками и высшими командирами. Хоть он и считал сегодняшнюю битву выигранной, упорство и храбрость русов насторожили его. Их гораздо меньше, чем ромеев, но дерутся они не жалея жизни, и победа не будет столь легкой, как в Преславе. Поэтому необходимо было решить, как вести осаду города, чтобы лишить Свендослава всякой возможности получить подкрепление, отрезать его от источников жизненных припасов.
Прошло два дня, заполненных мелкими стычками у городских стен. Отряды легкой конницы ромеев вели перестрелку с лучниками и пращниками, засевшими на стенах и башнях Доростола, в то время как остальное войско занималось строительством укрепленного лагеря на холме, одиноко возвышавшемся посреди равнины. Обведя это возвышение рвом, вырытую землю воины уложили в виде насыпи. По гребню ее были плотно натыканы копья, а на этот частокол навешены соединенные между собой щиты.
Тем временем к городу подошли поднявшиеся от устья Истры огненосные триеры и продовольственные суда ромеев. При виде флота в лагере Цимисхия раздались восторженные возгласы. Напротив, у столпившихся на стенах Доростола были встревоженные лица. Русы поняли, что путь к отступлению отрезан, кольцо осады замкнулось. Отовсюду мчались к городу легкие челны; застигнутые врасплох приходом судов, они спешили укрыться от смертоносного греческого огня, о котором были наслышаны все в русском войске. Когда-то такие триеры обратили в пепел огромный флот Игоря, еще служили в войске дружинники, испытавшие на себе действие этого оружия.
Но, против ожидания, прибытие подкреплений и установление полной осады не обескуражили, а напротив, ожесточили варваров. Перебежчик-болгарин, вырвавшийся из Доростола, рассказал, что русы исполнены решимости биться до победы и говорят между собой: если ромеи разобьют нас, все народы, в которых мы вселили страх своей мощью, перестанут бояться и восстанут на нас.
Иоанн убедился в том, что русы готовы сражаться насмерть, уже на следующий день. Рано утром войско Свендослава вновь выстроилось на равнине. Одетые в кольчуги, защищенные длинными щитами, дружинники стояли неподвижной стеной. Император решил не использовать катафрактов – в прошлый раз они не смогли пробить живую стену русов. В сражение были брошены пехотинцы.
Опять с переменным успехом весь день длилась битва. Исход ее оставался неопределенным до того момента, пока один из ромеев не сумел сразить доблестного воителя Сфангела, мужа огромного роста и нечеловеческой силы. Видимо, желая загладить свою вину за поражение в Преславе, он рвался во все самые опасные очаги сражения, воодушевляя своим примером прочих дружинников. Когда смерть вырвала из их рядов Сфангела, они начали шаг за шагом отступать к воротам города.