Святослав — первый русский император

Цимисхий понял, что стремительный натиск не поможет, нужно последовательно обескровливать воинство, засевшее в Доростоле. И распорядился выдвинуть вперед метательные машины и баллисты. От огромных каменных ядер, во множестве выбрасываемых этими сооружениями, среди осажденных было немало жертв. Тогда Святослав послал отборных воинов, чтобы они уничтожили досаждавшие городу машины. В завязавшейся схватке погиб родственник императора магистр Иоанн Куркуас. Его богатое облачение и вооружение навели русов на мысль, что им удалось убить самого Цимисхия. Насадив голову незадачливого магистра на копье, варвары выставили ее на городской стене, крича и потешаясь над ромеями. Однако, радость их была недолгой – император выехал впереди своего войска, которое в очередной раз попыталось штурмовать стены Доростола.

Ночью русы, пользуясь полнолунием, вышли на равнину и собрали трупы павших во время битвы за осадные орудия. Сложив их на огромные костры, они подожгли их, принеся при этом в жертву несколько пленников. Громко стеная, воины оплакивали павших. Ромеи, наблюдавшие отсветы огня на строениях города и слышавшие вопли варваров, осуждали безрассудство Куркуаса, который, будучи пьян, бросился в самую гущу врагов и был мгновенно изрублен ими, а оставшиеся без руководства его люди бежали, позволив русам разрушить машины. Тем не менее никто не отказался от эвбейского вина, выставленного императором в память своего родича.

Тризна русских дружинников после битвы под Доростолом в 971 году.

Картина Г. Семирадского.

Вспоминая эту ночь, наполненную воплями русов и пьяными выкриками разгулявшихся ромеев, Цимисхий с новой силой пережил то паническое чувство, которое охватило его при виде восходящего ночного светила. Почти с самого начала похода небо было постоянно затянуто тучами, и только в ночь поминок по Куркуасу светящийся диск возник над темным краем земли и неприметно стал подниматься к центру небосклона, пока не завис над шатром Цимисхия.

С тех пор много ночей Иоанн с замиранием сердца ждал, когда луна, все быстрее терявшая свой блеск, достигнет зенита. Лагерь к этому времени уже спал, и только храп из палаток нарушал тишину. Молясь Богородице и ангелу-хранителю, император вопрошал, что знаменует идущий на ущерб бледный лик, чью погибель пророчит: его или Свендослава.

Вчерашняя грозовая ночь была наполнена шумом ливня и града, но Иоанн безмятежно заснул, словно успокоенный тем, что Всевышний милостиво задернул от него облачным покровом вестника бед и несчастий.

Но каково же было пробуждение: топот множества ног у шатра, стенания и крики раненых обозников, доставленных на допрос к императору. Цимисхий готов был всех их сделать добычей меча, и только духовнику удалось удержать его от предания казни всех, кто прозевал ночную вылазку Свендослава и захват обоза…

Вот над башней возникло узкое светящееся копье и медленно поползло вверх, все более изгибаясь и превращаясь в серп. Все, что осталось от луны.

Дунай

Святослав размеренно наклоняется вперед и откидывается назад вместе с веслом, глядя на обтянутую льняной рубахой спину переднего гребца. Князю не хочется больше встречаться глазами с теми, кто, стоя на палубах ромейских судов, наблюдает за уходом русских ладей из Доростола. Хватит того, что он слышит их оживленную перекличку.

Только отойдя на значительное расстояние от покинутого города, Святослав кладет весло и переходит на корму. Стены и постройки, среди которых он прожил несколько месяцев, кажутся отсюда вполне мирными, ибо дрожащее над берегом марево скрывает разрушения, причиненные городу осадными машинами и зажигательными снарядами баллист. Над пожарищами зеленеет листва, солнце дарит бездомным животворящее тепло, дунайские воды чисты и прозрачны, словно никогда не случалось тех дней, когда весь видимый речной простор был усеян вздувшимися трупами.

Князь зажмуривается. Нет сил вспоминать все это: каждодневные погребальные костры и тризны, вырастающие из-за вытоптанного ржаного поля сомкнутые ряды катафрактов, идущих под белыми знаменами севастофоров – посланников императора. Хочется забыть все, что было под этими стенами. И Святослав молит богов послать забвение, перенести его далеко-далеко, в мир детских грез. Но, уронив чубастую голову на заботливо подсунутую кем-то свиту, он возвращается не в тот слепящий снежный и солнечный день, когда кони несли его возок по Днепру, не в храм Святовида, не в уютную тесноту детских покоев дворца, но попадает в ревущий огненный смерч, взлетающий к небесам по бревенчатым стенам киевской церкви Святого Николая…

Встреча Святослава с Иоанном Цимисхием.

(Художник К. Лебедев)

– Эй, князь, я вижу твою смерть! – вне себя от ярости кричал юродивый. – Тебя покарает Христос, все силы небесные восстанут против тебя, и этот огонь, который ты обратил против дома Божьего, пожрет тебя!