Святослав. Великий князь киевский

Вот и теперь, в сорок лет, пришлось ему, словно юнцу, скакать в Киев. И хотя Ягуба отлично понимал всю важность порученного ему дела, всё в нём протестовало. Так или иначе, ему придётся встретиться и разговаривать с Петром и от имени князя выступать просителем перед молодым великим боярином. Потому и приехал Ягуба к Якиму, что не хотел вопреки повелению Святослава вести переговоры с Петром, а задумал проделать все при посредстве мудрого армянина, с которым давно уже нашёл общий язык и общие интересы.

В обращение «боярин» купец вкладывал не столько лесть, сколько искреннее уважение и уверенность, что не сегодня, так завтра станет Ягуба боярином.

Заметив, что Яким вполголоса отдаёт распоряжения холопам, Ягуба одним словом отвёл весь сложный и долгий ритуал приёма гостя:

   — Потом... — И тяжело сел на лавку.

   — Яким сразу же всё понял и отпустил челядь.

   — Святослав Черниговский преставился...

Яким перекрестился.

   — Мир его праху...

   — Вдова три дня не сообщала никому, и Олег Святославич успел запереться в Чернигове.

Яким кивнул.

   — Наш Святослав осадил Чернигов. Известно ли о том в Киеве?

   — Нет.

   — Думаю, никто меня обогнать не сумел. Так что в Киеве получат известие лишь завтра... — Ягуба помолчал, потом добавил: — Я без сил... Не для моего возраста такая скачка. А князь просил переговорить с боярином Петром.

Яким мгновенно понял и спросил:

   — О чём его просить?

   — Чтобы Пётр сегодня же изыскал возможность изложить великому князю доводы в пользу Святослава и подкрепить их богатыми дарами, кои мы с тобой выберем в твоих сундуках. Дары, достойные великого князя...

   — И князя Святослава, — добавил Яким. — Сам ты, боярин, к Петру Бориславичу идти не хочешь?

   — Сам знаешь, зачем спрашиваешь! — резко оборвал его Ягуба.

   — Як тому, боярин, — спокойно продолжал Яким, — что Пётр Бориславич непременно догадается, кто прискакал от князя, и спросит, почему не ты пришёл к нему.

   — Возраст мой таков, мог и без сил упасть у твоего порога.

   — Нужно ли самому Петру Бориславичу подарки нести?

   — Не узнаю тебя, Якимушка, — с усмешкой протянул Ягуба.

   — Моё дело спросить, — сказал Яким. — А ежели великий князь спросит, кто их успел доставить Петру?

   — Он спросит Петра, Пётр и ответит. — Ягуба стал раздражаться.

   — Ты, боярин, почти два дня скакал сюда, так ведь?

   — Ты это к чему?

   — К тому, что на всякий вопрос нужно иметь готовый ответ. У тебя на это два дня было.

«Да, засиделся я в глухом Новгороде-Северском, отвык от умных бесед», — подумал Ягуба, а вслух сказал:

   — Что думаешь предложить для подарка?

   — Дарить всего лучше жемчуга или самоцветы. Есть у меня ларец рыбьего зуба, насыпем туда доверху скатного жемчуга... И красиво, и дорого.

   — Не слишком ли дорого?

   — Не дороже Черниговского стола, боярин.

   — Не зови меня боярином! Не вышел я рылом! — рассердился Ягуба.

   — Зря так говоришь. В русском языке есть слова получше.

   — Ты их знаешь? — с вызовом спросил Ягуба.

   — Конечно. Лучше сказать «ещё не дорос». И думается мне, что ты как раз дорастёшь после восшествия Святослава Всеволодовича на Черниговский престол. Хотя самую трудную часть дела выполню я. — И, пустив эту слегка отравленную язвительностью стрелу, Яким ушёл.

Несмотря на поздний час, боярин Пётр Бориславич без промедления принял Якима.

Боярин работал на ромейский манер, сидя за столом в высоком жёстком кресле, и писал. Увидев Якима, он встал, пошёл ему навстречу, тепло поздоровался. Были они знакомы ещё со времён княжения Святослава на Волыни. И позже боярин прибегал к помощи Якима, уважая в нём тонкого знатока красивых вещей и ловкого, оборотистого менялу, а потом и торгового гостя. И ещё их сближала любовь к книжной мудрости. Говорили они обычно по-гречески, что облегчало изложение и практически избавляло от опасности подслушивания.

После красочных и витиеватых приветствий, от которых оба они получали видимое удовольствие, боярин Пётр налил в два дорогих, выточенных из горного хрустала бокала греческое густое красное вино, поставил корчагу холодной воды и сел, жестом предлагая сесть и гостю, и подал ему один бокал.

   — В субботу опочил князь Черниговский, — сказал Яким, разбавив вино и сделав маленький глоток.

Боярин застыл со своим бокалом в руке.

   — Князь Святослав Всеволодович осадил Чернигов.

   — Откуда сие известно? — спросил боярин и сразу же улыбнулся своей догадке: — Можешь не говорить. Полагаю, Ягуба прискакал.

Яким кивнул.

   — И тебя ко мне прислал?

Яким опять кивнул.

   — Всё не может смириться, что я боярин, а он невесть кто, милостник. А то, что деды и прадеды мои боярами служили Киеву от времён Аскольда, а его — землю пахали, ему вроде и невдомёк. Свою зависть до сих пор облачает в одежды благородного негодования — как, мол, посмел я уйти от нашего князя, коему все мы начали служить ещё в детской дружине... Ну да Бог с ним... чего хочет князь?

   — Чтобы ты, боярин, сообщил новость великому князю и поднёс ему дары от Святослава.

   — Завтра утром?

   — Завтра утром гонец от Олега доскачет. Надо бы упредить.

   — Что за дары?

Яким выглянул за дверь, вернулся с холопом, который молча поклонился и поставил ларец на стол боярина.