Святослав. Возмужание

Степная тишь и сладкая истома объяли всех – даже стражники нет-нет да и предавались дремоте, роняя на грудь отяжелевшую голову.

Лишь одному юному воину – сотнику Олеше – спалось плохо. Когда проезжали через черниговскую весь, одна огнищанка угостила их молочными вершками. Олеша на радостях съел почти полкринки, потом повечерял добрым шматком сала с кашей. И вот теперь уж в который раз за ночь приходилось бежать по нужде за лагерь – благо, что его сотня с краю стоит.

«Ох, и крутит в животе! Как поутру в поход, ежели мне у каждого куста останавливаться придётся? Всё моё чревоугодие проклятое! – костерил себя юный сотник, вновь прокрадываясь за лагерь. Дозорный, каждый раз окликавший его, на сей раз промолчал. – Отошёл, наверное, – подумал Олеша, – ну и слава богам, а то всё насмешки строит над моей бедой…»

Когда Олеша уже собирался бежать назад, он вдруг вспомнил, что где-то тут, совсем неподалёку, растут кусты дикой маслины. Он видел их днём, но лакомиться не стал – слишком во рту вяжут. А теперь дикая маслина могла стать для желудка спасением! Как же он не подумал об этом сразу, всю ночь мучился, вот пень осиновый! – ругнул себя сотник. Пройдя чуть дальше, он стал спускаться в лог, на склонах которого росли нужные ему кусты. Нашёл один, уколовшись несколько раз, нащупал ягодки и отправил их в рот. Скулы и нёбо сразу свело от мучнистой кашицы. Олеша потянулся за новой горстью, и тут ему показалось, будто из тёмной пасти лога донёсся едва слышный то ли стук, то ли шорох.

«Верно, почудилось, – подумал Олеша, – или зверь какой бродит…» Однако на всякий случай затаился. Вроде ничего… Дожевав маслину, он неслышно, будто ящерица, скользнул наверх и, затаившись за кустом, снова прислушался.

Вначале ему показалось, будто по дну лога плывут клубы чёрного тумана, из которого стали беззвучно вырастать неясные тени. Олеша до боли напряг слух и зрение, потому что в сгустках тумана ему стали рисоваться всадники, ведущие под уздцы своих лошадей. Но вот снова донёсся чуть слышный звук, похожий на бряцанье железа, и вслед за этим – отчётливое конское фырканье.

«Печенеги!» – враз обожгла догадка. Он не знал, откуда пришла такая уверенность, но подспудное чутьё безошибочно подсказало: это чужаки!

Вмиг улетучились боли, грузное тело стало неощутимым, а в мозгу застучала только одна мысль: скорее!

В считаные мгновения Олеша отполз ужом за бугор, вскочил и понёсся к лагерю. Там растолкал уснувшего дозорного, и они вместе стали будить всех военачальников, что попадались на пути, – сотников и десятников. Святослав со Свенельдом были уже на ногах. Вскоре был разбужен весь лагерь. При упоминании о печенегах, остатки сна вмиг слетали с лиц юных воинов – они становились внимательными и сосредоточенными.

– Не ронять ни звука! Коней пока не седлать! Луки наизготовку! – шёпотом передавались одна за другой команды Свенельда.

– Цельтесь в сторону вон той долины, когда всадники выйдут из лога, они будут видны на фоне светлеющего неба, – распоряжался воевода.

Лагерь напрягся в ожидании. Юные вои, наложив стрелы на тетивы луков, вглядывались в темноту.

Свенельд оказался прав – вскоре из пологой части выходящего в долину оврага появились беззвучные тени вооружённых воинов в отороченных мехом шапках на головах. Едва они стали вытекать из лога и вскакивать на лошадей, как прозвучал громкий оклик Свенельда:

– Стой! Кто таковы будете?

Ответа не последовало, а через мгновение отрывистая команда, прозвучавшая на чужом языке, развеяла окончательные сомнения, – то были печенеги.

– Лучники! Бей! – скомандовал воевода.

Густой рой русских стрел с грозным свистом понёсся в сторону неприятеля. Послышались крики, стоны, резкие возгласы, заржали раненые кони. За первой волной стрел тут же последовала вторая и третья, прежде чем в ответ полетели печенежские стрелы, но Святославова дружина легко закрылась от них щитами.

Сделав ещё по нескольку выстрелов и видя, что неприятельская конница растекается и исчезает вместе с предрассветным туманом, юные воины вскочили на свих неоседланных лошадей и бросились на врага, обнажив мечи. Однако схватки не получилось. Оставив на поле боя несколько убитых и раненых, печенеги растворились в синем полумраке, будто ночные Дивы.

Воевода строгим окриком остановил тех, кто пытался преследовать печенегов:

– В темноте сами можете в западню попасть или друг друга перебьёте!

Юные воины возвращались, возбуждённые кратковременной стычкой, – слышались громкие возгласы, нервный смех. У многих внутри всё ещё дрожало, как натянутая тетива луков, из которых они впервые выпустили стрелы в настоящего врага!

– Что, – кричал юный Горицвет, гарцуя без седла на тонконогом жеребце у края лога, – не вышло? Удрали, как трусливые псы!

Восходящая Заря осветила угрюмое лицо воеводы. Он явно не разделял радости молодых дружинников. Коротко велел обезоружить поверженных печенегов, а раненых собрать в одном месте.