Святослав (Железная заря)

— А что сотенный тогда не пришёл? Или тебя прислал? Говори, я передам.

Колот сорвал с себя перстень, мало не сломав палец и передал его гридню:

— Снеси, — больше приказал, чем попросил Лапа.

Гридень повертел в перстах жуковинью, узрев дорогую работу златокузнеца, задумался: пригласить или нет ратного сразу? Но час поздний, а у князя нарочитые гости, и потому оставил всё же Колота дожидаться. Впрочем, вернулся скоро и уже почтительней пригласил кметя к князю.

В белокаменном покое было светло, как днём, от яркого пламени больших свечей, полыхавших в стоянцах. Святослав, склонив бритую голову, сидя на перекидной скамье спиной к мутному слюдяному окну, что-то выводил писалом на дорогом пергаменте. По правую княжескую руку у стены, развалясь и заняв едва ли не пол-лавки, чуть прикрыв веки, громоздился Свенельд. По левую — два болгарина в дорогом, иноземного шёлка, платье, в одном из которых Колот узнал Дамяна. Святослав отложил писало, некоторое время смотрел на Лапу, вспоминая.

— Колот? — спросил.

— Да.

— Чего тебе занадобилось на ночь глядя?

Колот, смущаясь своей просьбы, выпалил единым духом:

— Болгарин один в порубе сидит. Дуром за Глебом пошёл. Прошу за голову его.

Сказал и увидел, как потемнели глаза Святослава, наливаясь гневом, верхняя губа, скривившись, поднялась вверх.

— Кто он тебе? Родич?

И, не ожидая ответа, ответил сам:

— Да хоть так. За ворога просишь! Он твоих соратников убивал!

Князь замолчал, перекипая. Колот, не решаясь встречаться взглядом со Святославом, смотрел себе под ноги.

— Не для того княжеской милостью пользуешься, — подал голос Дамян. «Зато ты для того только и пользуешься», — подумал про себя Колот, но вслух ничего не сказал.

— Ладно, — решительно сказал князь и позвал:

— Скельд!

Бритоголовый мордатый слуга сунулся в дверь.

— Проводи сего ратного к изменникам и передай ему того, кого он назовёт.

Слуга кивнул молча и исчез.

— Иди и жди у ворот, — сказал Святослав Колоту и вновь взялся за писало.

Скельд вышел как на поединок в кольчуге, с мечом на правом боку, левша, видимо, был в шеломе с нащёчниками. Объяснил Колоту, хоть тот и не спрашивал:

— Мстить вдруг начнут за казнённых, а в железе спокойнее.

В сгустившейся тьме среди посадских садов было не видно ни зги. Скельд шёл уверенно, будто ходил не один десяток раз. Колот старался не отставать, идя позади и держась за его спиной. Он решительно не понимал, где находится, огибали какие-то клети, огорожи, облаянные чуткими собаками. Наконец упёрлись в строения, обычно служившими купеческими складами. Средь них, на самом просторном месте плясал костерок. Вокруг него спали ратные, чья смена ещё не наступила.

Двое кметей провели Скельда с Колотом по четырём клетям, окликая Райка, нашли двоих с таким же именем, но явно не тех. В пятой, наконец, из шевелящихся, едва различимых во тьме тел, со второго или третьего оклика вылез молодец. Лапа не помнил его в лицо и потому задал несколько вопросов о родне Милки, по которым понял — он.

— Ну, воин, бывай, мне пора, — сказал Скельд и, чему-то рассмеявшись, ушёл, забрав с собой стражников.

Лапа оглядел Райка с головы до ног. От него несло кислым духом и сам он был весь какой-то грязный. Стоял молча, настороженно глядя на Колота, не веря в освобождение и гадая, куда я зачем его теперь поведут.

— Давно сидишь? — спросил Колот.

— Второй день.

— Ясно. Ну, пошли что ли!

— Куда? — напрягся Райко.

— Домой. Доведу тебя, не то не наши, так ваша стража прицепится...

В течение седмицы по приказу Святослава было казнено около трёхсот сторонников Глеба. Воинов Бориса князь отпустил, ибо они не были изменниками и сражались честно, не нарушив воинской клятвы своему царю. А Колота на следующий день нашёл Скельд и вернул княжескую жуковинью со словами:

— Князь велел передать: жизнь бека стоит дороже жизни ремесленника. Святослав наш горяч, но отходчив.

И, подмигнув Колоту, хлопнул его по плечу:

— Будь здоров, воин!

Глава 6

Бог и люди прокляли императора. Править ему оставалось недолго. Это понимал и он сам. Боясь измены, он усилил стражу в своём новом дворце. Но всё же император больше надеялся на покровительство высших сил: лишив себя роскоши, носил власяницу, спал на полу на шкуре барса, укрываясь плащом своего дяди, монаха Михаила Малеина, полагаясь на его святую защиту.