Святослав (Железная заря)

Солнце начинало припекать, с Дуная дул холодный сырой ветер. В сизой утренней дымке отчётливо проступили корпуса греческих памфилов [90] , несущих на себе тот самый страшный жидкий огонь, о котором на Руси были наслышаны от ратных, ходивших с князем Игорем на Византию сорок лет назад. Памфилы не смогли подойти ближе к стенам из-за набитых надолбов и затопленных с камнями кораблей, но даже издали казались громадными, особенно рядом со снующими между ними элурами и галеями [91] , разгружавших с них обилие и воинов. У вымолов качались русские лодьи, со стражей на борту, готовые хищниками ринуться в бег на любой ромейский корабль, что всё-таки пройдёт ближе к Доростолу.

Возы, запряжённые волами, везли с берега привезённое добро в направлении ромейского стана, далеко обходя город. Святослав, глядя со стрельницы на вытоптанное до чёрной земли за эти дни поле, пошевелил пальцами покоившейся на перевязи левой руки. Заживёт. Через седмицу, а то и меньше он сможет держать щит.

Показалось, что всё пространство наполнилось воем труб и боем тимпанов и рукою можно потрогать дрожащий воздух. С укреплённого холма, с мелких станов, перекрывавших дороги к городу стекались ромейские воины, строясь в фаланги. Неспешно, не ломая рядов, шли к стенам города. Сзади, медленно расползаясь по крыльям, трусила конница. Остановились на расстоянии трёх перестрелов, кричали, били мечами в щиты, призывая на битву.

Русские не собирались выходить. Предыдущие дни и вчерашний Ратшин набег подсказали, что биться лучше ближе к вечеру, когда солнце припекает меньше и с наступлением сумерек способнее отходить за стены. Не сломить нахрапом ромейское число, это понимал Святослав и воеводы. Простому ратнику не зазорно хвастать, что он сможет драться в любое время дня и ночи, кладя на сырую землю сотни врагов. Воевода мыслит трезвее и дальше, иначе не носить ему серебряной гривны. Людей надо беречь, а не класть их ради пустой ненужной лихости и будущего воспевания подвигов.

Заскучав от стояния, ромеи тешились. Проносились комонные вдоль строя, на скаку подкидывали и ловили копья. Среди них узнавались арабы, на поджарых небольших, но резвых лошадях. Осмелев, подъезжали к стенам, орали обидное, вызывали на поединки. Святослав строго-настрого наказал не отвечать на вызовы и не стрелять, беречь стрелы. Ратные выплёскивали боевую ярость в крике, снимали штаны, показывая ромеям срамные уда.

— На тебе! В рот!

Станила, знавший по-ромейски и по-арабски, подсказал расходившимся ратным, как пообиднее оскорбить подъезжавших. Иноземные слова, коверкаясь, тут же разнеслись по стенам. Один из разгорячившихся арабов, подъехал слишком близко, яростно потрясая копьём и что-то громко крича на своём наречии. Меткая стрела оборвала словоблудие, войдя в грудь по самое оперение. Это охладило пыл остальных.

Город был наполнен звоном кузнечных молотов, чинили доспехи и оружие. Прямо на улицах варили кашу, готовясь к обеду. Солнце перешло зенит. Ромеи, устав от стояния, пошли к себе, оставив для прикрытия конные отряды на случай вылазки. Угомонились и на стенах.

С удовольствием оглядывал Колот выстроенную перед дружинной избою сотню. Оружие у всех справное, слушаются его беспрекословно. Конечно, не только его в том заслуга, но и бывалых воинов, таких как Заяц, Жиляй, Чава, помогавших ему. За время осады потеряли восьмерых из девяносто двух человек, это при том, что все участвовали в битве, не отстаиваясь на задах. Более двух третей были в бронях, полученных по жребию и добытых в боях. Вот только Свенельд давеча молвил, что теперь всех доспешных вперёд отсылать будут вместо погибших воинов, укрепляя строй. Даже взяли с собой на битву кроме обычных круглых длинные тяжёлые щиты.

Несмотря на многие пережитые битвы, Колот первый раз стоял в первом ряду пешего строя. Учили их когда-то биться и пешими, тело привычно вспоминало выучку. Лишь как-то необычно было наблюдать поле не с высоты коня. Задние ряды переговаривались, передние внимательно смотрели вперёд, ловя каждое вражеское движение. Ромеи медленно пошли, буднично и радостно полоскались над головами воинов стяги. Русские по пению труб различали, как и что будут делать греки. Остановились.

— Стрелы!

— Стрелы! — как можно громче крикнул Колот, предупреждая задних и едино с соседями упал на землю, полностью закрыв себя щитом.

Ромеи били не прицельно — толку мало пробивать окольчуженный, закрытый, будто черепаха, щитами строй. Стрела, взмыв вверх, всей тяжестью наконечника слепо обрушивается вниз. Медленно тянется время и кажется, что ромеи, невидимые, подкрались, вырвут из руки щит и будут кромсать клинками как лишённую раковины улитку. Тянет высунуться посмотреть что там? Кричит от боли неосторожно высунувшийся кметь, в которого угодила дурная стрела. Но невозможно вести большое войско одним только голосом и у ромеев снова забили тимпаны.