Святослав (Железная заря)

Колот поморщился, роту приносили все, но у Турина, видать, иное в голове. Такие, как он, в одном месте не приживаются, скитаясь по чужбинам, пока не найдут счастье, но чаще всего складывают голову за чужого государя, покоясь в безымянных, размытых дождями курганах.

— И куда?

— К ляхам наймусь, к королю Мечиславу. Вон с ними, — Турин кивнул в сторону кучки белоголовых мужиков из варягов, что, переговариваясь, сидели и полулежали на тёплом песке. Одного из них Колот знал, потому что у него было самое простое имя — Орм.

— Или в Йомсборг уйду, — продолжил Турин, — или в Старград к вендам, в Бирку к свеям, в Хедебю к данам, или фризам, или англам — да мало ли мест на свете? Пока я могу держать меч, скатерть-самобранка везде лежит для меня.

Казалось, что Колот повидал многое и будет что рассказать потомкам, но сейчас почувствовал лёгкий укол зависти, ибо не слышал и половины тех мест, где собирался побывать —или уже побывал, потому и знает — Турин.

— А ты — домой к жене и глуздырям? К работе смердов и коровьему навозу?

В голосе ладожанина звучала насмешка. Колот кивнул.

— Может, это и правильно, но только не для меня. У каждого свой путь. Прощай, Колот Лапа, может, и свидимся когда-нито. Свет не так велик, как кажется тем, кто не выходит дальше своего печища.

Попрощавшись, Турин крикнул что-то варягам на чужом каркающем языке. Те готовно поднялись, видимо, признав в нём вожака, и пошли вдоль берега за ладожанином.

Круча возвышалась над берегом саженей на семь. По правую руку тянулись осиротевшие стены города. Люди с того берега частью ушли, а частью ждали распоряжений кочующих туда-сюда по Дунаю воевод. Ветер катил по небу серые облака, дул на воду, сморщивая тёмную гладь. Уже, наверное, час, не отрываясь и сложив на груди могучие руки, Святослав стоял на круче и смотрел на уходящее войско. Вчера отъехал домой Радомир, сказав на прощанье:

— Увидимся на полях Болгарии! Я надеюсь, что мой брат Давид всё же решится поднять меч на ненавистных ромеев!

Тяжёлая тоска, та, от которой не хотят показываться на глаза людям, давила грудь. Ушли из головы мысли, остались только щемящая пустота и чувство одиночества, на которое он сам себя решил обречь.

Топот копыт отвлёк его. Свенельд, впервые после ранения решившийся сесть в седло, грузно подскакивал и приседал, подбрасываемый бегом коня.

— Уф! — фыркнул он, спешиваясь. — Нутро чуть не отбил с отвычки!

Святослав снова отвернулся к реке. Зашуршала трава под ногами воеводы.

— Может, переменишь решение, княже?

— Нет, — ответил Святослав, — в Киев не пойду. Ярополку мешать только буду. Да и кто я там?

— Значит — на Боспор?

— Или на Хортицу к Акуну. Сейчас не могу, пойми меня. Я волк, которому выбили зубы. Надо залечить раны.

— Куря сердит на тебя, княже, не забудь об этом! — сказал Свенельд, — Коли Гилы к Киеву дорожку проложили, то на Днепре тебя поймать им никакие мирные росам печенежские колена не помешают.

— Ты, Мстислав, — молвил обернувшись к Свенельду, — ты... в общем, не которуйте там с Ратшей. Под моею рукой смирно ходили, будьте так же при Ярополке.

Зачем так сказал, и сам не понял. Будто в Киев, кроме как гостем, не придёт. Воевода, по-своему обдумав слова Святослава, хмыкнул, полез в седло.

— Двум медведям не ужиться в одной берлоге, сам ведаешь. Возвращайся быстрее! Прощай, князь!

Не дожидаясь ответа, подстегнул коня плетью, сразу пустив его в намёт, оставив на сердце Святослава борозду беспокойства. Свенельд и раньше был самолюбив и обидчив, а когда годы пошли на склон, стало ещё хуже. Казалось почему-то князю, что воевода не простил ему той битвы в Преславе, когда был оставлен на волю богов, хотя Святославовой вины здесь не было. Что ж, время рассудит.

Глава 40

Летевшие несколько лет назад вверх по Дунаю полные сил русские лодьи побитыми волками тянулись обратно. На вёслах не хватало гребцов, благо дул попутный ветер, гоняя по небу беременные дождём тучи, да и шли в этот раз по течению.

Остров Левка встретил русов молчанием. Ни рыбацких челнов, ни людей на берегу. Побитый, но не сломленный противник всё ещё грозен и очень зол. Цимисхий запретил русам заходить на Левку, и греки, будто виноватясь, решили вовсе затаиться. Святослав не стал нарушать договор и лодьи миновали молчащий остров.

Что-то надломилось в князе. Кипя последние годы рвущейся через край жизненной силой, казалось, истратил её всю. Был молчалив и хмур, на днёвках часто отходил в сторону, чтобы побыть один. Кмети из ближней дружины понимающе переглядывались, обеспокоенно качали головами. И всё ещё не было ясно, куда идёт князь.

Море приветило штормом, и целую седмицу сидели на берегу, ждали, пока уляжется стихия. В глубине побережья дозорные заметили печенегов, доложили Акуну и Станиславу. Воеводы не очень-то боялись кочевников, ибо, хоть и уставшие, хортинцы и тмутараканцы были всё ещё опасной силой. Разделились лишь в устье Днепра. Святослав, исхудавший за последние серые седмицы, впервые принял решение: идти в Тмутаракань.