— Не принимайте близко к сердцу, Флоренс, — вмешался в разговор Энтони. — Остин ошибочно полагает, что, как старший брат, имеет право вмешиваться в дела младшего.
— Просто беда какая-то, — добавил Руперт, бросая на брата предупреждающий хмурый взгляд.
Выражение лица того слегка смягчилось.
— Извините меня, Флоренс. Я вовсе не хотел вас обидеть.
— Ничего страшного. — Разве можно было винить Остина в том, что он заботился о благополучии близкого ему человека. — Что вы хотите обо мне узнать?
Отставив пустую тарелку, он наклонился вперед, опершись локтями на стол.
— Все, что может помочь нам выяснить, кто вы такая.
Флоренс положила вилку с куском яичницы на край тарелки.
— Видите ли…
— Флоренс почти ничего о себе не помнит, — вмешался Руперт. — Не стоит лишний раз расстраивать ее, напоминая об этом.
— Он говорит дело, Остин, — заметил Энтони.
Она была благодарна Руперту за заступничество, а Энтони за поддержку. Однако ей надоело, что с ней носятся, как с хрупкой фарфоровой куклой, способной разлететься вдребезги от одного сурового слова. Давно уже пора перестать считать себя жертвой обстоятельств. Вернется к ней память или нет, надо думать о будущем. Пришло время взять судьбу в свои руки.
Набрав полную грудь воздуха, она смело встретила пристальный взгляд Остина.
— Меня зовут Флоренс Парето, но я сомневаюсь, что это мое настоящее имя. Почему-то мне кажется, что я вычитала его в книге или увидела на обложке. На эту мысль меня навела фотография тети Кэйт в окружении книг. Она ведь библиотекарь, да?
— Раньше была, а теперь подрабатывает в свободное время на общественных началах. Но, в сущности, это одно и то же, — сказал Руперт и добавил: — Флоренс, стоит ли продолжать?
Жестом руки она остановила его и, откинувшись на спинку стула, вновь обратилась к Остину:
— Только этим утром я убедилась в том, что училась в колледже.
Остин пожал плечами.
— Что ж, это означает только, что для карьеры посудомойки вы слишком образованны. — В его голосе слышалось раздражение.
— У меня есть ощущение, что упомянутые «Сонаты» Валье-Инклана одно из любимых моих произведений. Я предпочитаю книги кино и телевизору, однако люблю ходить в театр на классические постановки. Полагаю также, что хорошо разбираюсь в драгоценностях и не люблю красный цвет в одежде…
Руперт неловко прокашлялся.
— Флоренс, не надо.
Может быть, но отступать было поздно.
— И я точно знаю, что мне не нравится. — Она многозначительно оглядела молодых людей, сидящих за столом. — Я не люблю, когда мне указывают, что следует делать. И хотя я благодарна за заботу, ненавижу, когда со мной сюсюкают. Но больше всего мне не нравится не помнить, кто я такая и откуда взялась в вашем городе!
Флоренс остановила свой взгляд на Остине.
— Вот все, что мне известно, — закончила она. — Я готова выслушать любые предложения, но не потерплю, чтобы кто-нибудь вмешивался в мою жизнь.
В холодном взгляде Остина появилось нечто похожее на уважение, губы его даже скривились в подобии улыбки.
— И никак иначе?
— И никак иначе, — подтвердила Флоренс, вернув ему улыбку и, поднявшись, начала складывать использованные тарелки в стопку.
Встав, Остин и Энтони поспешили удалиться под предлогом осмотра последних переделок в доме, оставив хозяина с гостьей наедине.
— Как крысы, покидающие тонущий корабль! — крикнул Руперт им вдогонку.
— Вероятно, я должна извиниться, — сказала Флоренс. — Мне вовсе этого не хотелось.
Обогнув стол, он взял у нее тарелки и, прижав стопку одной рукой к груди, одобряющим жестом положил другую Флоренс на плечи.
— Не переживайте, не стоит. Если бы Остин или Энтони вдруг оказались на вашем месте, они вряд ли бы сумели держаться с таким же достоинством, как вы.
Подушечкой большого пальца Руперт коснулся пульсирующей жилки на ее шее, выдающей, до какой степени действует на нее его близость.
— Кроме того, — пробормотал он, — мы уже договорились о том, что…
Флоренс нервно рассмеялась, прекрасно понимая, что шутит с огнем. Но разгорающееся внутри желание уже не позволило бы ей отступить.
— Вы действительно хотите продолжить эту игру? — спросил Руперт.
Многозначительная усмешка на его лице, вместо того чтобы напугать, только придала ей смелости.
— Когда я играю, — ответила Флоренс, — я рассчитываю на выигрыш, даже когда окружающим кажется, будто я лишенное воли слабое и изнеженное существо.
Заметив, что вымазался в жире, Руперт поставил тарелки в раковину и медленно стянул через голову испачканную майку, обнажив загорелый мускулистый торс.
Флоренс захотелось ощутить под своими пальцами гладкость его кожи, прижаться губами к его груди. Но пока она раздумывала и сомневалась, Руперт обнял ее, прижав спиной к холодильнику.
— Я тоже, — прошептал он, горячо дыша ей в ухо. — Я тоже предпочитаю выигрывать, но при этом никогда не скрываю своего намерения.
Почувствовав прикосновение его губ к мочке своего уха, Флоренс задрожала.
— В такие моменты я не в состоянии думать… ни о чем, — прерывисто прошептала она и испугалась: а не стала ли имитация страсти частью ее натуры? Но нет, сейчас, похоже, в ней говорили истинные чувства.