Святые и порочные

В части биографических данных повесть и летописи изрядно расходятся. В повести, к примеру, нет ни слова о том, что у Петра и Февронии были дети – хотя должно быть, по идее, упоминание не только об их супружеской верности, но и о том, какими замечательными родителями они были. У Давыда же и его жены было трое детей – дочь Евдокия и сыновья Святослав и Юрий. Причем Святослав умер даже раньше родителей (в самом начале 1228 года), а Юрий наследовал отцу (и княжил вплоть до своей гибели в одном из первых сражений с монголами в 1237 году), однако и этот момент, отмеченный в летописи, в житии никак не отражен. С другой стороны, в летописях не называется имя жены Давыда, никак не отмечено там и ее происхождение (хотя, наверное, женитьба князя на девушке простого звания вполне могла удостоиться упоминания), не говорится ничего об изгнании князя и его жены из Мурома, а также о последующей смуте и их возвращении. Зато повесть обходит стороной участие князя и дружины в военных походах на стороне великого князя Владимирского Всеволода Большое Гнездо и сменившего его сына Юрия в 1207, 1208, 1213, 1216 годах, муромской дружины (во главе со Святославом Давыдовичем) в походе владимирцев на волжских болгар в 1220 году.

То есть между «Повестью…» и летописными источниками просто нет явных противоречий. Однако почти нет и полных соответствий. За исключением места действия (Муром) и наличия у князя жены и брата. Все остальное держится исключительно на допущениях. Иначе говоря, с юридической точки зрения тождество далеко не полное. Правда, в «Повести…» говорится, что, принимая в конце жизни монашеский постриг, Петр получил имя Давид. Хотя вроде бы должно быть наоборот…

Надо заметить, что «Повесть о Петре и Февронии Муромских» стоит особняком среди житийной литературы. С одной стороны – она не соответствует уже сложившемуся к середине XVI века канону агиографических произведений. С другой, историческим документом в строгом понимании этого слова «Повесть…» тоже не является. Хотя бы потому, что в тексте ее нет ни одного случая прямой или хотя бы косвенной датировки, ничего внятного не говорится и о периодах времени между описываемыми событиями.

Судя по результату его работы, написавший «Повесть…» Ермолай (в иночестве Еразм) был талантливым писателем. Не всякий сумел бы сплести в единое целое сразу две легенды (об убиении огненного змия и о мудрой деве), да еще и так творчески связать их с теми крохами сведений о муромском князе, которые ему, скорее всего, предоставил заказчик – митрополит Макарий. Однако речь сейчас не о литературных достоинствах повести. Речь о том, что повесть (по сути, художественное произведение) – самый полный источник сведений о Петре и Февронии, используемых в более поздних церковных текстах. Единственным дополнением являются те самые заимствования из летописей, привязывающие легенду к реальности – начиная от сведений об отце муромского князя и заканчивая возможной датой смерти обоих святых.

Вот только… Даже если согласиться с (ничем серьезным в общем-то не подкрепленным) утверждением, что Давыд Юрьевич Муромский и Петр-чудотворец – один и тот же человек, возникает другой вопрос – а заслуживал ли реально существовавший князь Давыд канонизации? Я не говорю о его жене – мы даже не знаем, как ее звали «не в сказке». Кто он был, князь Давыд? Владетель маленького княжества на границе Руси, даже в периоды относительной независимости склонявшегося то к одному сильному соседу, то к другому. Однажды едва не умерший от проказы… А Феврония? Готовая позволить человеку умереть, если он на ней не женится?

По мнению Ключевского, сказание о Петре и Февронии «имеет значение только как памятник, ярко освещающий неразборчивость, с какою древнерусские книжники вводили в круг церковно-исторических преданий образы народного поэтического творчества».

Кто-то, возможно, с этим не согласится…

Александр Невский

Александр Ярославич, названный народом Невским, князь Новгородский, великий князь Киевский и Владимирский, причислен Русской православной церковью к лику святых…

Он родился 30 мая 1221 года в Переславле-Залесском. Отец его, Ярослав Всеволодович, «князь кроткий, милостивый и человеколюбивый», был младшим сыном великого князя Владимирского Всеволода III Большое Гнездо.

В 1227 году отец Александра, по просьбе новгородцев, был послан своим братом Юрием (сменившим отца на великокняжеском престоле во Владимире) в Новгород, куда он взял с собой и двоих сыновей. Правление Ярослава в этот раз (он уже был новгородским князем дважды) не снискало ему любви новгородцев, которые в начале 1229 года пригласили на княжение Михаила Черниговского, и в феврале 1229 года Ярослав с сыновьями ушел в Переславль, однако через год возвратился в Новгород. Здесь же в 1233 году умер, не достигнув совершеннолетия, старший брат Александра Федор, впоследствии тоже причисленный к лику святых.