Святые и порочные

Что сказать – красивая легенда. Житие благоверных князей Василия Всеволодовича и Константина Всеволодовича Ярославских было составлено в конце 1520-х годов иноком Пахомием, который помимо жития написал также службу святым князьям и стихиры на день их памяти. Житие известно в списках XVI–XIX веков и содержит немалое количество ошибок, признаваемых в силу их очевидности и церковными историографами. Возможно, именно поэтому исходный текст жития никогда не публиковался, а большинство источников приводит его приглаженный и основательно подправленный с оглядкой на летописи пересказ. Какие ошибки? Например, Пахомий называет Василия Всеволодовича сыном не ярославского, а киевского князя, и даже утверждает, что Василий и сам княжил в Киеве. Не говоря уже о том, что великого князя Георгия, погибшего вместе с отцом братьев, князем Всеволодом, в битве на Сити, Пахомий именует братом, а не дядей Всеволода. Но это уже мелочь по сравнению со всем остальным. Относительно кончины обоих братьев сей инок ошибается еще раз, сообщая, что оба они погибли при захвате Ярославля Батыем, при этом умудряется написать о монгольском хане, что тот был «родом града Ярославля от веси Череможския». Впрочем, по замечанию В.О. Ключевского, житие, написанное Пахомием, демонстрирует как изрядное украшательство в литературном отношении, так и полное равнодушие к фактической основе.

О князе Василии летописи говорят очень мало. Известно, что старший из братьев впервые упомянут под 1238 годом в числе князей из рода Всеволода Большое Гнездо, уцелевших после «Батыева погрома», а под 1239 годом – как один из князей, получивших от хана разрешение править в собственных владениях. Предполагается, что Василий родился не позднее 1229 года – что выводится, видимо, из того, что до своей кончины он успел жениться и даже дважды стать отцом. Причем поездки в Орду, занимавшие немало времени, явно не способствовали слишком уж раннему браку (что позволяет теоретически удлинить предполагаемый жизненный путь Василия Всеволодовича на несколько лет). Утверждение Пахомия, что князь Василий позаботился о семьях павших на Сити ратников, а также о восстановлении разоренных монголами храмов, не находит подтверждения в Лаврентьевской и других летописях – в записях, относимых ко времени до написания жития, отражена (и то весьма скромно) лишь политическая (выражаясь современным языком) деятельность князя. В 1244 году Василий вместе с великим князем Владимирским Ярославом Всеволодовичем (дядей своего отца, а также отцом Александра Невского и первым великим князем, утвержденным не съездом князей, а монгольским ханом, иначе говоря – оккупантами) повторно ездил в ставку Батыя за подтверждением ярлыка на княжение. В конце 1245 года Василий снова отправился в Орду, откуда вернулся в начале следующего 1246 года. Причем так и осталось неизвестным, с какой целью была совершена эта поездка, поскольку миролюбивый князь Батыя вполне устраивал, и никто вроде бы на его удел не претендовал. Вернувшись в Ярославль, Василий женился на Ксении, о которой летописи не сообщают ничего, кроме того, что она была княжеского рода. У молодых супругов родились дочь Мария (некоторые источники именуют ее Анастасией, другие же добавляют, что крестильное имя Марии было Феодосия) и сын Василий (вскоре, увы, умерший – во всяком случае, умер он раньше отца).

В самом начале 1249 года он прибыл во Владимир-на-Клязьме, чтобы встретиться с Александром Ярославичем, в тот момент номинально являвшимся великим князем Киевским (но жил он не в разоренном дотла монголами Киеве, а в любимом Новгороде, вотчиной имея также родной Переславль; во Владимире же великокняжеский престол занимал его брат Андрей… впрочем, это уже другая история… к тому же уже изложенная). Там, во Владимире, Василий Всеволодович тяжело заболел и вскоре умер. Тело его повезли домой. В траурной процессии, помимо уже названных князей, была и мать обоих братьев Васильковичей – княгиня Мария, дочь Михаила Черниговского (который, как и отец Александра Невского, не вернулся из далекой Монголии в 1246 году). Князь Василий был похоронен в Ярославле, в Успенском соборе.

Замечу, однако, что никаких прижизненных духовных подвигов в этих вполне обычных для того времени строках биографии князя Василия не просматривается. Неужели мало-мальски благочестивая жизнь для тогдашних русских князей была чем-то из ряда вон выходящим? И каждый, кто ее вел, достоин был причисления к лику святых? Что касается того, что летописи будто бы умалчивают о том, как князь заботился о сиротах и вдовах, о восстановлении храмов – скорее всего, нечего было об этом писать. Не заботился. Не до того было. Ничего предосудительного в том, что молодой князь пекся об укреплении дружины и границ, направляя на это все скудные ресурсы разоренного княжества и оставляя жертв войны на потом, я не вижу. Впрочем, и ничего похожего на проявления святости – тоже. Обычный прагматизм государственного деятеля, который, возможно, стал бы великим – если бы не преждевременная смерть…