В молодости был «системным» и карьерным олигархом Речи Посполитой, активно выступал за подавление Православия, за унию с католицизмом и денационализацию русских. Неизвестно, кто и что остановило его, но Константин Острожский становится исповедником Православия и свои огромные средства начинает тратить на спасение Православной Церкви и русского народа, что было риском не только для положения и состояния, но и для жизни. Многие состоятельные и «системные» православные русские шли на вынужденные компромиссы — гетман Ходкевич, пытается противостоять Люблинской унии, но силы были неравны и он закрывает созданную им православную русскую типографию Ивана Федорова и Петра Мстиславца. Но при этом не «сдает» их, а отправляет одного — в Вильну, другого — во Львов, к Константину Острожскому, поднимать православное русское просвещение, спасать православную Русь от ассимиляции. Более того, Ходкевич и Острожский обеспечили Ивану Федорову и Петру Мстиславцу политическое прикрытие от мощного инквизиционного репрессивного аппарата Речи Посполитой, выставив их «гонимыми» (якобы) в Москве. А государственная и религиозная репрессивная машина Речи Посполитой была огромной. Этот «каток» мог бы полностью «раскатать» Западную Русь, если бы не православное сопротивление одиночных магнатов, таких как Константин Острожский. Поэтому «мазепинская» «литвинская» пропаганда тщетно пытается «приватизировать» Константина Острожского и выставить его «своим», «борцом с Москвой», в качестве «аргумента» используя его участие в битве под Оршей и общение с «Лжедмитрием». Но эти демонстрации лояльности наступающей и усиливающейся Речи Посполитой, чуть не победившей Московскую Русь (не только в Западной, но и в Московской Руси значительная часть элиты предала Православие, русское дело и присягнула католицизму и Речи Посполитой), были неизбежной платой за возможность развивать православную русскую миссию в условиях оккупации Западной Руси Речью Посполитой. Если бы не поддержка Константином Острожским миссионерских и печатных усилий о. Иоанна Федорова, Г. Смотрицкого (создание «Русской Библии» на основе московского русского перевода Библии св. архиепископа Новгородского Геннадия), не предоставление им возможности находить и обучать учеников и не финансирование и создание первой православной русской Академии в Остроге, то Православное русское сопротивление в Западной Руси было бы подавлено в зародыше. А если бы не коллаборационизм и обман Речи Посполитой созданием видимости лояльности, то Константин Острожский как «агент Москвы» был бы физически уничтожен вместе со всем финансируемым им Православным русским сопротивлением. Таким образом, компромиссы Константина Острожского проложили дорогу к православному русскому восстанию Богдана Хмельницкого и воссоединению православного русского народа на Переяславской раде. И даже в своем коллаборационизме Константин Острожский пытался перехитрить духовных и политических угнетателей из Речи Посполитой, пытаясь обратить в Православие «Лжедмитрия». При этом в Москве с пониманием относились к ситуации, в которой действовал Константин Острожский и активно поддерживали его, закупая тиражи «Острожской Библии», нужной и в Московской Руси; московский царь, ревнитель Православия, местночтимый святой Федор Иоаннович финансирует Львовское Успенское православное братство и строительство знаменитой Успенской «Ставропигийной» Церкви во Львове, которую ныне занимают раскольники из «УАПЦ». А другие раскольники из «Киевского Патриархата» канонизовали Константина Острожского как «святого благоверного князя». В этом-то и подлог. Церковь не может прославить как святого благоверного князя пусть вынужденного, но коллаборанта: раскольники, как онтологические последователи дьявола, канонизируют грех, прославляют зло как добро. Сам раскол, «альтернативное Православие», онтологически, — сатанизм. Именно поэтому св. Киприан Карфагенский писал, что «грех раскола не смывается даже мученической кровью». Но тему канонизации Константина Острожского раскольникам тем более отдавать нельзя, О том, почему он достоин канонизации как святой равноапостольный миссионер и защитник Православия, срывавший такое преступление века, как Брестская уния, человек русских самосознания и культуры, убедительно показывает крупнейший представитель современной западнорусской мысли, преподаватель Белорусской духовной академии Валентина Анатольевна Теплова: «Для того, чтобы понять смысл событий, происходящих в Бресте в октябре 1596 г., еще раз обратимся к ситуации, сложившийся в Киево-Галицкой митрополии в 90-е гг. XVI века, суть которых состояла в том, что все до единого епископы, в том числе и митрополит Михаил Рогоза, вступили в тайный сговор с католической церковью и правительством Речи Посполитой с целью перейти в юрисдикцию Рима. Фактически церковь осталась без епископского возглавления. Когда это положение дел стало известным, начались народные волнения, ответом на которые стало послание князя Константина Острожского к православному народу от 24 июня 1595 г. В нем говорилось: «Я научен и убежден благодатию Божией, что кроме единой истинной веры, насажденной в Иерусалиме, нет другой веры истинной, но в нынешние времена, злохитрыми кознями вселукавого диавола, сами главные участники нашей истинной веры, прельстившись славою света сего и помрачившись тьмою сластолюбия, наши мнимые пастыри, митрополит с епископами, претворились в волков, и, отвергшись единой истинной веры святой восточной Церкви, отступили от наших вселенских пастырей и учителей и приложились к западным, прикрывая только в себе внутреннего волка кожею своего лицемерия, как овчиною лени, тайно согласились между собой, окаянные, как христопродавец Иуда с жидами, отторгнуть благочестивых христиан здешней области без их ведома и принудить с собою в погибель, как и сами сокровенные писания их объявляют.