Святые отцы Церкви и церковные писатели в трудах православных ученых. Святитель Григорий Богослов. СБОРНИК СТАТЕЙ

Верный такому взгляду на жизнь, он в своей духовной жизни, переданной в стихотворениях, представляет яснейший пример постоянного хождения пред Богом, поутру и повечеру, в болезни и на пути, является пред лицом Господа с хвалебно-молитвенными песнями, с воплями сердечного сокрушения за свои самые легкие преткновения, с умилительным прошением Его содействия во всех своих делах и в самом песнословии, а также с выражениями пламенного желания созерцать Его не только очами веры, но и лицом к лицу. Припомним еще, что вопросы о Пресвятой Троице в IV веке особенно занимали весь христианский мир и для решения их были учреждаемы Вселенские Соборы и что ревнителям Православия еще не переставали угрожать гонения, заточения, ссылки и самая смерть. Не забудем при этом, что защитники ложного учения прибегали к помощи стихов: Арий написал «Фалию», у македониан был переложен на мерную речь Новый Завет, и Аполлинарий составил какую-то свою псалтирь. Итак, и по требованиям современности необходимо было явиться таким «таинственным песнопениям» о Боге [Отце], Слове и Духе, какие написал Григорий. По долгу пастыря Церкви он принимал самое живое участие в делах веры, и потому его глубокому сочувствию современным вопросам естественно было выразиться и в его стихотворениях. Кроме того, церковная история передает, что в IV веке особенно прославились аскеты с их строгой девственной уединенной жизнью и все лучшие проповедники посвящали им несколько похвальных слов; а это показывает, как современны были стихотворения Григория о монахах, о девстве, о суете жизни, сравнение мирской жизни с духовной и т. п. Наконец, если мы здесь только странники и пришельцы и наше отечество на небесах, то какие звуки еще должны издаваться и выражаться лирой поэтов, как не звуки скорби и песнопения о бедствиях земного странствования? Ответ пленных иудеев вавилонянам, по крайней мере, говорит в защиту этих мыслей (см. Пс. 136). Во всех подобных случаях, хотя бы поэт говорил о самом себе и высказывал свои чувствования, они вовсе чужды личной исключительности, и к его чувствам никто не может оставаться равнодушным и холодным, разве только будет чрезвычайно невнимателен к своему долгу и назначению.

Но не одни теоретические соображения уверяют нас в том, что избранное Григорием содержание доступно для поэтического выражения. К этой же мысли необходимо приводит и самый разбор стихотворений, исследование того, как выполнил Григорий более общие требования теоретиков или критиков касательно образа поэтического выражения и раскрытия истины.