Святые отцы Церкви и церковные писатели в трудах православных ученых. Святитель Григорий Богослов. СБОРНИК СТАТЕЙ

От лирических произведений иногда требуют, чтобы они начинались изображением сильного восторга, были полны быстрых переходов, обнаруживали некоторый беспорядок в расположении и т. п. Но определять достоинство выполнения лирических произведений по подобным теориям – значит ограничивать их очень тесными пределами однообразия, и в случае действительного подчинения лирики таким правилам нужно будет превозносить похвалами такие оды, в которых начальный восторг заменяется холодными и общими восклицаниями. По отношению к стихотворениям Григория надобно наперед сказать, что у него нет этой восторженности начал, ни быстрых порывов, но также нет пустой ложной декламации; зато в его песнопениях можно как бы наяву созерцать победоносную борьбу сердечной веры с холодным рассудком и такое примирение притязаний последнего с правами первой, при котором из действительных прав ничего не отнимается ни у того, ни у другой. В этом смысле, можно сказать, решаются иногда и отвлеченные вопросы; но это решение предоставляется сердцу, горячо любящему истину и узнающему ее в точных и близких подобиях, в живых картинах и изображениях и только изредка дозволяющему рассудочное исследование, притом только для опровержения общеизвестной софистики, такой софистики, которая сделалась предметом домашних разговоров и рыночных споров. Там, где разум не понимает ясно внутренней возможности того, что передает [Бого]откровенное учение, поэт признает законность его притязаний на уяснение, но, предваряемый чувством благоговения перед неисповедимым величием Божиим, он в то же время сознает и необходимость непостижимых тайн в учении о Боге, силится представить истину догматов в образах, взятых из сотворенной природы, но не удовлетворяется даже довольно близким их соответствием и, наконец, останавливает взор и мысль читателей на живом напоминании того, что говорится в разных местах Писания о свойствах и действиях Сына Божия и Святого Духа. Поэтому даже и те стихотворения, которые надписываются «О началах», «О Сыне», «О Святом Духе», никак нельзя назвать «мертвым трудом механического составления» или «метрическим облачением», лишенным внутренней жизни и духа истинной поэзии; скорее, это совершеннейшие образцы высоких лирических произведений, весьма сходные с ветхозаветными псалмами, только собственная образность последних в первых заменяется формой неожиданных, но живописных подобий и сравнений. И эти подобия, по особенной своей живости, выразительности и ясности, так стирают различие между внутренним и внешним, между объясняющим и объясняемым, что рассудок, удовлетворенный объяснением истины через аналогию, не хочет открывать прикровенное, разделять соединенное, и после сего истина легко воспринимается чувственным представлением, скоро переходит в сердечное убеждение, отсюда вновь получает животворную силу к собственному своему ограждению от нападок софистики и, таким образом, удовлетворяет нераздельно всем трем потребностям души, то есть стремлению к истине, добру и красоте. Справедливость этих слов еще более можно уяснить, если припомнить те явления психической жизни, когда люди, проникнутые благоговейным чувством, более утверждаются в истине, например, бессмертия души чрез созерцание образов воскресения в весеннем оживлении малейших насекомых и прозябении растений, чем рассудочными доказательствами. Для объяснения сего положения немало может служить и то, что писатели с мистическим «направлением» обыкновенно в самых физических предметах любят отыскивать изображения мира невидимого, духовного и чрезвычайно восхищаются подобными сближениями. Согласившись с этим, надобно допустить, что подобия или сравнения в поэтических, особенно в лирических, произведениях нельзя считать чуждыми поэтической образности и что, напротив, живописные сравнения имеют достоинство не только приятного, занимательного, но и истинно прекрасного, художественного выражения истины.