Святые отцы Церкви и церковные писатели в трудах православных ученых. Святитель Григорий Богослов. СБОРНИК СТАТЕЙ

Иногда поэт, при особенном воспламенении сердца, делает обращения к отвлеченным и духовным предметам, представляя их как бы одушевленными и видимыми, но эти обращения, при исключительной ревности поэта о добродетели, вовсе чужды обычной у других неестественности и холодности; таково, например, олицетворение девства и супружества, мирской и духовной жизни, а также жалоба на демонские искушения. Вот как читается последнее олицетворение в стихотворениях против лукавого: «К Богу взываю. Что это? Беги от меня скорее, беги, злобный зверь, человекоубийца! Для чего тревожишь меня, не потерпев никакой обиды? Иди в своих свиней и наполняй глубины; они готовы принять тебя, низринувшегося в бездну. Но не прикасайся ко мне, иначе низложу тебя крестом: пред его державой все ужасается и трепещет от страха»; «Отойди, отойди от меня, неприязненный человекоубийца! Отойди, страшное привидение, неистовая злоба! Отойди! У меня в сердце Христос: Ему принес я в дар свою душу. Откажись от меня и беги скорее прочь! Ах! Помогите мне, Ангелы-предстатели! Ах! Ко мне приступает мучитель и тать; умоляю вас, друзья, избавьте меня от него!»; «Приходил, приходил ты ко мне, злобный, но остановлен. Как скоро заметил я дым, догадался, что будет и огонь. Сильное зловоние – явный признак змия. А я подъемлю крест. Он страж моей жизни, он связует собой весь мир и приносит его Богу. Убойся креста, отойди, не являйся вторично…».[933]

В наше время, пожалуй, для многих покажется даже странной такая сильная жалоба на демона-искусителя, но истина явления злых духов у аскетов, при их бдительном внимании к самим себе, возведена до аподиктически [934] очевидной аксиомы, и св. Григорий Богослов, конечно, неложно говорит о себе, что он и сам изгонял бесов; следовательно, ничего нет неестественного, когда он с такой жалобой отгоняет от себя диавола и, чтобы прогнать его, просит предстательства святых Ангелов.

Другое отличительное свойство стихотворений Григория – живописность, то есть такая подробность изображений, которая при полном наглядном представлении всех частных сторон мысли совсем чужда излишества и утомительности, которая и при обширности изображений умеет держаться сжатых и сильных выражений. Особенно в сем случае можно указать в качестве примера изображение суетности жизни человеческой, выгод и неудобств супружества, заблуждений язычества и языческих зрелищ, а также изображение притеснений богатыми и глубокой преданности Григорию его константинопольской паствы. Так, при изображении суеты человеческой жизни поэт сначала рисует картину довольства и счастья всем известных животных,[935] а вслед за сим по контрасту представляет явления прошедшей жизни человечества[936]и неудовлетворимость высоких желаний человеческих в этой жизни. Посему по прочтении такого стихотворения в душе читателя остается самое ясное представление того, что мы здесь не дома, не в отечестве и что наша жизнь вовсе не такова, какой должна быть, несмотря на уверения крайних прогрессистов. Между тем одно прибавление – «не напрасно сотворил меня Бог»[937] – не позволяет томиться безотрадной и безнадежной скорбью. При этом само собой приходит на память известное стихотворение Лермонтова «И скучно, и грустно», хваля которое вслед за Белинским, критики истощили все свое красноречие; при сравнении со стихами Григория о суете жизни оно представляется не более как слабым произведением жалкого мечтателя. Это особенно потому, что в стихотворении Лермонтова говорится только о том разочаровании, которое бывает при апатическом пресыщении предметами страстных вожделений или которое порождается неудачей в приключениях внешней привязанности; только за это автор называет жизнь пустой и глупой шуткой. Не так изображает суету жизни св. Григорий: он горько оплакивает общечеловеческие бедствия, но в то же время совершенно покоряется Божьему Провидению. А какие сильные, впечатляющие и смелые выражения есть у св. Григория, об этом можно судить по строкам, в которых, после изображения немощи и смертности человеческой, он восклицает: «Один и тот же прах и царь Константин, и мой служитель; и горделивым то одно преимущество, что громче над ними плач, пышнее их гробница и дольше хранится на жалком камне надгробная надпись».[938]