Святые отцы Церкви и церковные писатели в трудах православных ученых. Святитель Григорий Богослов. СБОРНИК СТАТЕЙ

При обычном требовании от трагедии ужасных и потрясающих душу коллизий несчастья Григория, конечно, могут показаться слишком малыми и неважными для того, чтобы из взаимного соединения их можно было составить трагическую картину. Самую скорбь Григория, которой пропитано его стихотворение, иные, пожалуй, назовут следствием излишней чувствительности. Правда; кто привык уважать коллизии только в делах рыцарской чести или внешней привязанности, тот здесь не найдет для себя ничего сродного и даже, пожалуй, будет скучать при чтении этого стихотворения. Но тот, кто смирение не считает слабостью, кто не решается посвящать себя высокому церковному служению прежде строгого предварительного самоиспытания, кто убежден в высокой важности иерархического сана и кто, наконец, ясно представляет себе высокое значение в деле оправдания пред Богом святой и правой веры, тот легко поймет, как естественна и справедлива эта глубокая скорбь, которую приписывает себе св. Григорий Богослов при возложении на него пастырских обязанностей и при враждебных действиях против него неправославных, а следовательно, тот не может не сострадать ему от всего сердца. Давно бы, кажется, пора понять, что те ужасные коллизии, в каких поэтическое воображение представляет нам, например, Макбета, Ричарда, Отелло, возбуждают в нас отвращение только к тяжким и громким преступлениям, раскрываемым во всей крайности их развития, но в то же время делают слишком снисходительными к ежедневным нашим нравственным проступкам и неблагородным, своекорыстным желаниям; между тем кто не знает, что по непременному требованию религии и эти последние мы не должны считать маловажными и не должны быть к ним равнодушными. Следовательно, поэтическое изображение и такой строгой нравственной бдительности, по которой страшатся высоких степеней общественного служения как самых тяжких несчастий, глубоко сокрушаются о самых мгновенных внутренних преткновениях и падениях, должно иметь для всех существенную важность.

В драматических произведениях ищут особенно живое очертание характеров как главного действующего лица, так и соприкасающихся с ним лиц. Этому требованию как нельзя более удовлетворяет стихотворение Григория о своей жизни. Передавая свою собственную жизнь (более духовную, внутреннюю), те скорбные мысли и чувствования, которые порождены неожиданным возведением на высшие церковные степени, св. Григорий не только хорошо знакомит читателей с самим собой, но в то же время дает живую, верную характеристику своим родителям, другу, императору Феодосию и особенно цинику Максиму.

Кроме этого главного содержания, в эпизодических картинах поэт представляет живописное изображение современного ему состояния церквей и особенно возмущавших тогда ересей, а также деяний Второго Вселенского Собора. По всему этому рассматриваемое стихотворение св. Григория о своей жизни, как в общей полноте или целости, так и в частях, представляется истинно поэтическим произведением. С этой точки зрения в целом творении Григория не можем открыть ни излишества, ни недостатка. Поэт видимо и намеренно умалчивает о многих обстоятельствах своей жизни для того только, чтобы представить свою жизнь более жалкой и скорбной. Так, он слегка намекает на чудесные или радостные приключения своей жизни, но тотчас же и уклоняется от подробных об этом упоминаний. И самое окончание стихотворения не может почесться не соответствующим главной идее или цели поэта. Хотя св. Григорий свое искреннее, постоянное и сильное желание посвятить себя пустынной созерцательной жизни представляет увенчанным и исполнившимся, но это никак не мирит нашего сердца с несправедливостью низведших его с кафедры епископа, а также со злорадованием и ложными толками по сему случаю его врагов. Вообще, стихотворение представляет собой постоянное соединение эпического рассказа с драматическими монологами, живописных картин с разнообразными сердечными думами, общеназидательных размышлений с личными и глубокими чувствами.

В частности, постепенное развитие коварного замысла лжеепископа Максима раскрыто совершенно верно в отношении психологическом, а также живо и осязательно и для чувства; здесь можно встретить и резкое сатирическое изображение лицемерия Максима, а вместе с сим и добродушное снисхождение к его слабостям, и воодушевленное негодование на бесчестное его домогательство архиепископского престола. Посему хотя в этой характеристике нет упоминания ни о трупах, ни о крови, ни о кинжалах, ни о яде – почти всегдашних атрибутах трагедии, но, тем не менее, покушение сделать предметом своей корысти и честолюбия самое высокое и священное звание, это покушение представлено очень возмутительным и оскорбительным для сердца, проникнутого должным благоговением к святыне.