Святыня

Wandering through the eccentric halls of the dim and fusty Thalia, you seem to have found yourself in some great ark or caravan about to sail, or fly, or roll away on wheels. About the house lingers a sense of unrest, of expectation, of transientness, even of anxiety and apprehension. The halls are a labyrinth. Without a guide, you wander like a lost soul in a Sam Loyd puzzle.	Когда вы попадаете в запутанные коридоры сумрачной, обветшалой "Талии", вам кажется, словно вы очутились в каком-то громадном ковчеге или шатре, который вот-вот снимется с места, отплывет, улетит или укатится на колесах. Все здесь словно пронизано чувством какого-то беспокойства, ожидания, мимолетности и даже томления и предчувствия. Коридоры представляют собой настоящий лабиринт. Без провожатого вы обречены блуждать в них, как потерянная душа в головоломке Сэма Ллойда.
Turning any corner, a dressing-sack or a cul-de-sac may bring you up short. You meet alarming tragedians stalking in bath-robes in search of ru- mored bathrooms. From hundreds of rooms come the buzz of talk, scraps of new and old songs, and the ready laughter of the convened players.	За каждым углом вы рискуете уткнуться в артистическую уборную, отгороженную занавеской, или просто в тупик. Вам встречаются всклокоченные трагики в купальных халатах, тщетно разыскивающие ванные комнаты, которые то ли действуют, то ли нет. Из сотен помещений доносится гул голосов, отрывки старых и новых арий и дружные взрывы смеха веселой актерской братии.
Summer has come; their companies have disbanded, and they take their rest in their favorite caravansary, while they besiege the managers for engagements for the coming season.	Лето уже наступило; сезонные труппы распущены, актеры отдыхают в своем излюбленном караван-сарае и усердно изо дня в день осаждают антрепренеров, добиваясь ангажемента на следующий сезон.
At this hour of the afternoon the day's work of tramping the rounds of the agents' offices is over. Past you, as you ramble distractedly through the mossy halls, flit audible visions of houris, with veiled, starry eyes, flying tag-ends of things and a swish of silk, bequeathing to the dull hallways an odor of gaiety and a memory of frangipanni. Serious young comedians, with versatile Adam's apples, gather in doorways and talk of Booth. Far-reaching from somewhere comes the smell of ham and red cabbage, and the crash of dishes on the American plan.	В этот предвечерний час очередной день обивания порогов театральных контор закончен. Мимо вас, когда вы растерянно плутаете по обомшелым лабиринтам, проносятся громозвучные видения гурий, со сверкающими из-под вуалетки очами, с шелковым шелестом развевающихся одежд, оставляющие за собой в унылых коридорах аромат веселья и легкий запах жасмина. Угрюмые молодые комедианты с подвижными адамовыми яблоками, столпившись в дверях, разговаривают о знаменитом Бутсе. Откуда-то издали долетает запах свинины и маринованной капусты и грохот посуды дешевого табльдота.
The indeterminate hum of life in the Thalia is enlivened by the discreet popping -- at reasonable and salubrious intervals -- of beer-bottle corks. Thus punctuated, life in the genial hostel scans easily -- the comma	Невнятный, однообразный шум в жизни "Талии" прерывается время от времени, с предусмотрительно выдержанными, целительными паузами - легким хлопаньем пробок, вылетающих из пивных бутылок.