Святыня

(Здесь опять неразборчивые записи, многие прочесть совершенно невозможно. Утверждая, что не будет описывать свои непристойности с этой женщиной, он кажется, до некоторой степени все же попытался это сделать. Не ясно, то ли вина подсознательно сделала его записи неразборчивыми, то ли страх, то ли вновь охватившее его возбуждение. Кажется, тут имели место святотатство и использование священных предметов. Там и тут называются какие-то имена, но не могу найти в них смысл. — Д.)

Когда впервые Элнор обнажила предо мной свое тело, то обнажила также и свои мысли. Она говорила о вещах древних и о том, что еще не произошло на нашей земле, говорила о голосах, исходящих от умерших, и о силах, которые сотрясают воздух, как тихие громы — силах, доступных только Избранным Она уподобляла эти бестелесные силы огромным невидимым приливным волнам, ищущим вход в ограниченный мир людей, Фуриям, которые, вырвавшись на волю, уничтожат и создадут заново свой образ. Я спрашивал ее, не о дьявольской ли силе она говорит, и она смеялась надо мной и заявляла, что нет большей силы, чем человеческая воля. Я робел от такого кощунства и верил, что она колдунья, но с течением времени понял, что дело не только в этом Магия была для нее лишь следствием воли, а также результатом действия снадобий, ядов, которыми орудуют алхимики и целители, но не колдуны. Я безвозвратно погиб, потерялся в ней: эта порочная монахиня поглотила всю мою жизнь. Мое слабое тело, столь изощренно бичуемое ее инструментами, жило только для ее удовольствий. И я искал ее Знания, но до сих пор пребываю в недоумении.

«Откуда идет твое Зло? — спрашивал я ее. — И откуда идет твое Добро?» Ведь она по-прежнему исцеляла больных. «Почему ты чтишь священное имя Пресвятой Девы, но оскорбляешь ее, занимаясь развратом пред ее образом? Зачем избирать праведный путь служительницы Христа, когда твои деяния не лежат на Его пути? И зачем ты превратила эту бедную душу в пленницу?» Эти вопросы я задавал много раз, но она не отвечала до тех пор, пока не прошел год, пока, наверное, она не убедилась, что невидимые цепи, сковавшие мою волю, уже не ослабнут. Она исцеляла больных, и ее имя превозносили наряду с именем Марии, а сама она превозносила Марию, говоря, что передает от Пречистой Девы силу, которая еще не до конца проверена «Я монахиня, — говорила мне Элнор, — потому что хочу быть выше остальных, чтобы меня почитали и слушались. Я стану настоятельницей, я добьюсь этого доверия, и ты, прекрасный Томас, поможешь мне в этом — разве твой благородный отец не имеет огромного влияния на церковь?» Пока я пишу, в церкви становится все холоднее, и облачка пара изо рта опускаются на страницы, прежде чем рассеяться. Ветер сотрясает двери и окна, и демоны выслеживают меня. Не подходи, Элнор! Эта земля священна, ее святость не осквернена. Но мои пальцы немеют от холода и словно становятся хрупкими. О, Боже, будь милостив к этим несчастным и позволь мне дописать эту летопись!

Кажется, я слышу голос, зовущий меня снаружи. Может быть, это скулит какой-то ночной зверь, но боюсь, это голос моей мертвой возлюбленной. В церкви полумрак, и лампа не освещает темных углов. Здесь нет мне покоя, и не будет, пока не упокоится она. Но кто ей в этом поможет? Уж наверное не я.

Сказать по правде, я понял суть Элнор, но так и не могу противиться ее воле. Она смеялась над моими словами и презирала мой ужас. Она говорила про яд для настоятельницы: коварным убийцей должен был стать серный мышьяк.

Отравление должно было быть медленным, чтобы не возбудить подозрений. Настоятельница будет страдать от долгой и изнурительной болезни, и даже искусный и нежный уход сестры Элнор не спасет престарелую женщину от смерти. О, коварная ведьма! И все же ты не ведьма. И не колдунья. Милая, проклятая Элнор — ты нечто большее, гораздо большее.

Слишком поздно я узнал о ее планах, я был несчастным, совращенным глупцом. Слабый, развратный последователь греха! Помоги мне, Господи, прежде чем я умру!

Но Элнор так погрязла в своей похоти, что ее гибель была делом ее собственных рук. И блажен Господь, приведший ее к гибели. Мои прихожане почитали ее, они считали ее чистой сердцем, и она вылечила многих болящих. Они приносили ей дары — одни пустячные, другие истинно ценные. Последние она тайно складывала в склепе церкви Св. Иосифа, чтобы их не нашла настоятельница, а пустячные отдавала монастырю. И все считали ее чистой и бескорыстной.