Святыня

— Да пребудет с вами мир, — проговорил он, и толпа как один ответила. Какое-то время священник говорил об отце Хэгане и монсеньере Делгарде, посвятив этим священникам особую мессу, отдав должное их образцовому служению во имя святой католической церкви. Несколько раз ему пришлось прерваться, когда микрофоны начинали гудеть и свистеть, и он словно испытал, облегчение, когда вводная часть закончилась, после чего кивнул хору, занявшему места на специально возведенных ярусах, и снова зазвучал гимн.

Над лугом горели свечи: как будто мириады звезд мерцали вокруг сверкающего дневного светила.

В самом Бенфилде, не более чем в миле от церкви Святого Иосифа, вдоль поребрика ковылял какой-то старик. Он совершил дальний поход — миль десять, а то и больше, но не оставлял решимости подойти к святыне до окончания службы. Хотя ходьба пешком была его единственным занятием в последние пятнадцать лет — бродяжничество по сравнительно тихим дорогам юга Англии, жизнь за счет милостыни одних людей, омрачаемая другими, — ноги покрылись волдырями и болели, дыхание участилось. Его обиталищем был Брайтон, поскольку в приморском городке хватало церквей и благотворительных организаций, чтобы можно было набить брюхо и согреться в самые холодные ночи. Он никогда не наедался досыта и не согревался вполне, но ему хватало, чтобы не умереть. Что привело его на этот уровень жизни, не имело значения — по крайней мере, для него самого. В данный момент он был тем, кем был; размышления о прошлом не могли изменить его самого или окружающих обстоятельств. А вот размышления о будущем — могли.

Вера в то, что он еще не совсем безнадежен, зародилась в его душе только в это утро, когда среди бродяг распространился слух — благодаря эффективной системе сообщений от одного другому, которая никогда не подводила при известии о легкой поживе — о чудесной девочке, о ночной мессе, где ожидалось много тысяч богомольцев, добрых людей, которые не откажут слезным мольбам тех, кому меньше повезло в жизни. Однако этого старика привлекли собственно творимые девочкой чудеса, а не возможность что-нибудь выклянчить.

Тогда он постучался к священнику, божьему человеку, который знал его и всегда проявлял заботу, не читая нотаций. Священник сказал, что это правда, что в Бенфилде в самом деле появилась девочка, творящая нечто подобное чудесам, и что нынче ночью через поселок пройдет процессия со свечами. Старик решил, что и ему нужно быть там, нужно посмотреть на девочку собственными глазами. Он знал, как инстинктивно знает каждый умирающий, что смерть не за горами, однако не желал чудесного продления. Он страстно жаждал спасения души. Представлялся последний шанс стать свидетелем чего-то такого, что находится за пределами этого жалкого смертного мира. Шанс снова обрести веру — явный знак, что искупление не будет тщетным.

Как и тысячи других толпившихся у святыни, он искал знака собственного спасения, ждал физического символа того лучшего мира. Живую святую, которая опровергнет всесильное зло.

Но успеет ли он добраться, чтобы увидеть ее?

Бродяга прислонился к витрине магазина и приложил руку к холодному стеклу. Главная улица поселка была тускло освещена, но вдали небо ярко светилось, маня, сияя в круге отбрасываемого вниз света Старик понял, что это первое проявление святыни, свет в ночи, зовущий его лицезреть великое чудо.

И пока он стоял, прислонившись к витрине и собираясь с силами, что-то коснулось его души и исчезло. Что-то холодное. Что-то, вызвавшее содрогание в его старых костях. Что-то, заставившее его упасть на колени и согнуться. Что-то, направленное на само его существо. То есть на то, что раньше было его существом.

Старик опустил голову на мостовую и заплакал. Немного спустя он подполз к темному подъезду, где свернулся калачиком, закрыл глаза и стал ждать.

Высокий бородатый бармен в «Белом олене» мрачно взглянул на единственного посетителя, потом вздохнул и прислонился к стойке. Чертовой пинты легкого пива и пакета свиных шкварок хватило старому хрену весь вечер. Две кельнерши болтали у дальнего конца стойки, радуясь тишине в обычно хлопотный субботний вечер.

«Ладно, все равно служба не может продолжаться всю ночь», — думал бармен, через часик все они ввалятся сюда, отчаянно тоскуя по выпивке, и он явно не мог пожаловаться на торговлю в последнее время — оборот не то что удвоился, а утроился! А если бы бар был побольше, то оборот можно было учетверить! Теперь пивоварня вряд ли откажет в кредите для расширения. Что за чудо эта девочка!

Он в одиннадцатый раз вытер влажной тряпкой стойку и налил себе горькой лимонной. «Ваше здоровье! — отсалютовал бармен отсутствующей толпе. — Не задерживайтесь там долго».

Он прошел через зал и взял две кружки, оставленные посетителями.