— Джуди! — позвал бармен кельнершу, ставя кружки на стойку. Пусть ленивая корова хоть чуточку потрудится за свое жалованье. Он повернулся и, засунув руки в карманы, подошел к двери, где и встал, дрыгая носком башмака и рассматривая улицу. Ни души. А ведь всего час назад все было забито участниками марша Бенфилд напоминал призрачный город, почти все жители его ушли к святыне. «Как без них в поселке пусто и прекрасно», — подумал бармен и хохотнул от своей неопровержимой логики.
Но смех прекратился, и лицо его застыло, когда ощутился холод. Как будто сквозняк, если не считать, что он словно прилип к телу, ища скрытые трещины, покрыв всю кожу, как холодная вода, прежде чем унесся прочь, куда-то вперед, Бог знает к какой цели. Освещение в баре как будто на время потускнело, но тут же вновь обрело прежнюю яркость.
Бармен посмотрел вдоль дороги на церковь и увидел, что тень, словно подгоняемая ветерком, заволакивает свет.
Высокий мужчина содрогнулся и поскорее зашел внутрь. Очень хотелось запереть за собой дверь.
К северу от церкви Святого Иосифа, чуть дальше мили от нее, водитель пнул спущенную шину заднего колеса. «Почти доехали — и на тебе!» — посетовал он про себя.
— Прокол? — через окно спросила женщина, сидевшая на месте пассажира.
— Да, черт бы его побрал! От самого Манчестера ехали — и на тебе! Осталось лишь улицу проехать.
— Тогда надо чиниться. Энни уже уснула.
— Тем лучше. Поездка была долгой для нее. Остается лишь надеяться, что не напрасной.
— Наш Джон, чтобы исцелиться от рака, ездил в Лурд.
— Да, очень ему это помогло, — пробормотал муж женщины.
— Что ты сказал, Ларри?
— Я говорю, он не долго протянул после этого, правда?
— Это не довод. Он сделал, что мог.
«Да, и это лишь быстрее доконало его», — подумал мужчина, а вслух проговорил:
— Достань фонарь, ладно?
Жена порылась в отделении для перчаток и достала фонарик.
— Что случилось, мамочка? — послышался голос с заднего сиденья.
— Спи, малышка. Мы прокололи колесо, и папа собирается его починить.
— Я хочу пить.
— Знаю. Потерпи, скоро доедем.
— И я увижу Алису?
— Конечно увидишь, милая. А она увидит тебя и поможет.
— И мне больше не понадобятся костыли?
— Да, малышка. Ты будешь бегать, как другие дети.
Дочка улыбнулась и укуталась в одеяло. Она прижала к щеке куклу и со счастливой улыбкой закрыла глаза.
Женщина вышла из машины, чтобы посветить мужу, который открыл багажник и искал инструменты.
Поврежденное колесо уже поднялось над землей, когда фонарик начал гаснуть.
— Держи ровнее, — проворчал муж.
— Я тут ни при чем, — раздраженно ответила жена — Наверное, сели батарейки.
— А? Я их совсем недавно купил.
— Ну, значит, дело в лампочке.
— Да, видимо. Подойди ближе.
Она нагнулась над ящиком с инструментами, и муж нашел там гаечный ключ.
Вдруг женщина выронила фонарик.
— Черт тебя возьми! — простонал муж.
Она схватила его за плечо.
— Ларри, ты чувствуешь? Ларри… Ларри!
Жена ощутила его дрожь.
Наконец он сказал:
— Да, чувствую. Наверное, дунул ветер.
— Нет, это был не ветер, Ларри. Это прошло через всю меня. Прямо через кости.
— Все закончилось, — медленно проговорил муж, глядя на отдаленное сияние в небесах.
— Что это было?
— Не знаю, дорогая. Но у меня было ощущение, будто кто-то прошелся по мне самому.
Из машины послышалось хныканье дочки.
На ферме Риордана, на участке, прилегающем к лугу, где шла ночная служба, собака с лаем беспомощно забегала по кухне. После каждого круга Бидди бросалась к двери, отчаянно стремясь выскочить наружу. Хозяева оставили ее сторожить — «слишком много всякого сброда шляется вокруг из-за этой святыни», — а сами приняли участие в мессе — «лучше, чем идти в кино» — и теперь собака почувствовала волнение коров в стойле. Почувствовала, а потом услышала, так как они бешено колотили копытами, стремясь вырваться на волю, и их жалобное мычание вогнало собаку в истерику.
Бидди скреблась в дверь, царапая когтями краску и завывая в тон мычанию снаружи. Собака обегала кухню, снова возвращалась к двери, прыгала, скреблась, колотилась, лаяла, скулила, выла и снова бежала по кухне. Круг за кругом, круг за кругом…
Смятение прекратилось. Прекратилось еще внезапнее, чем началось.
Собака замерла посреди темной кухни, приподняв одно ухо и повернув голову. Она вслушивалась. Звуки прекратились. Собака принюхалась. Снаружи не чувствовалось ничего странного.
Тогда она завыла.
Что-то двигалось по ферме, тихо, крадучись, что-то, не имеющее запаха, не производящее звуков, не имеющее формы. Бидди поджала хвост, выгнула спину и подогнула ноги. Она заскулила. Завыла Затряслась. И заползла под кухонный стол.
Но одним глазом смотрела на дверь, в страхе перед тем, что было там.
Оно ползло в ночи, невидимое, неосязаемое, нечто, не имеющее плоти, существующее только в глубоких закоулках сознания. Теперь оно сосредоточилось в центре, порожденном схожей энергией, скользящей во тьме. Как если бы голодное пресмыкающееся спешило дотянуться до беспомощной букашки, ведомое кем-то, чем-то, выходящим за пределы естественного.
И вихрь втянул его, чтобы поглотить и использовать.